Неожиданная Россия
Шрифт:
До эпохи железных дорог оставались еще десятилетия, и к началу XIX в. большинство грузов в центре России перемещалось по системе каналов. Именно они соединяли мегаполис и крупнейший российский порт Петербург с регионами Поволжья и Урала. Первую нитку каналов, «Вышневолоцкий водный путь», построили ещё при Петре I, а буквально накануне нашествия Наполеона в 1811 г. ударными темпами закончили сооружение аж двух «водных систем» – сложные цепочки рек, каналов и шлюзов, надежно соединили Балтику с Волгой. С апреля по октябрь три системы каналов, каждый и которых обслуживали десятки тысяч бурлаков, позволяли доставлять в Петербург гигантские объёмы грузов со всей европейской России.
При этом сухопутные трассы в деле грузовых перевозок в ту эпоху играли вспомогательную роль. Во-первых, в России тогда ещё не было дорог с твёрдым покрытием, весной и сенью из-за распутицы грунтовые «дороги» становились абсолютно непроходимы для грузов. Во-вторых, «гужевой» транспорт, телеги и сани, в деле перемещения больших грузов на большие расстояния был чрезвычайно дорог, серьёзно уступая речному транспорту. Одна «малая барка», самое распространённое судно на каналах и дюжина бурлаков перемещали 3 тыс. пудов груза – на грунтовой дороге для этого требовалось не менее сотни телег, столько же людей и минимум сотня лошадей.
Таким образом, 150 тыс. бурлаков и три системы каналов – Вышневолоцкая, Тихвинская и Мариинская – соединявшие Петербург с Россией при Александре I, ежегодно с успехом заменяли свыше миллиона телег на сухопутных дорогах! Именно они превращали столицу России в крупнейший торговый порт, они же надёжно снабжали мегаполис на Неве привозным продовольствием.
Системы каналов работали даже в разгар войны 1812 г. – что, кстати, не учёл Наполеон при подготовке своего вторжения. Даже когда французы заняли Москву, основа русской логистики не пострадала – в тот военный год по каналам в Петербург пришло с грузами из Поволжья почти 6 тыс. речных судов. Довоенный объем перевозок снизился всего на 3 %.
Словом, «водные системы» каналов в ту эпоху работали надёжно и эффективно. Но имели один неотъемлемый и стратегический недостаток – как минимум с ноября по апрель напрочь замирали, скованные льдом. И всё, что не довезли в город на Неве к началу ледостава, становилось практически недоступно до разгара следующей весны. Столичный мегаполис был столь велик и многолюден, что любой подвоз товаров и продовольствия на санях и телегах играл для его снабжения лишь вспомогательную роль.
«Год без лета…»
Удивительно для нас – а для царя Александра I это было пугающе удивительно – что за летнюю навигацию 1817 г. в Петербург доставили различного продовольствия, прежде всего зерна, значительно больше, чем в предыдущие годы. В разы больше!
Но почти всё это зерно не задержалось в столице империи, его выгодно, с огромными прибылями, продали на Запад – не зря Петербург был крупнейшим торговым портом страны. В ту эпоху экспорт хлеба в Европу из царской России, в сущности, только делал первые шаги – высшая власть его не регулировала и, как показал 1817 г., даже не отслеживала. Лишь таможня в порту Петербурга увлеченно считала внушительный рост денежных поступлений в казну от хлебных экспортёров…
При этом имперская власть отнюдь не была глупа или легкомысленна – царя Александра I вообще можно обвинять в чём угодно, кроме отсутствия ума. Просто с такой проблемой на Руси прежде никогда не сталкивались – «невидимая рука рынка» на ровном месте создала в столице дефицит основного продукта питания, хлеба!
Коммерческий экспорт зерновых из России в Европу в заметных объёмах начался только при Екатерине II. И лишь c началом XIX в. разные «хлеба», прежде всего пшеница, стали занимать верхние строчки в балансе русского экспорта. Особенно это стало заметно по завершении войн с Наполеоном – резкому росту продаж хлеба на экспорт способствовало не только прекращение боёв и вооружённых блокад, но и целая череда неурожайных лет на западе Европейского континента.
Современные историки Европы не зря именуют 1816 г. «год без лета» – в августе на берегах Рейна были зафиксированы ночные заморозки, а в Швейцарии падал снег. По подсчётам Парижской обсерватории за то лето в центре Франции было всего 13 дней хорошей погоды. Лето с аномально низкими температурами в тот год было и на атлантическом побережье США – в народной памяти Северной Америки 1816 г. запомнился как «тысяча восемьсот насмерть замёрзший».
Причины такого природного катаклизма пытались объяснять массированным выбросом в атмосферу пепла от двух проснувшихся вулканов – в 1814 г. на Филиппинах и в 1815 г. в Индонезии, действительно, зафиксированы крупнейшие на протяжении столетий извержения. Впрочем, другие историки отмечают целый цикл похолодания на западе Европы в период 1812-18 гг., вулканическое воздействие на атмосферу лишь усугубило его.
Вне зависимости от причин, второе десятилетие XIX в., сразу по окончании наполеоновских войн, в истории большинства западноевропейских стран стало последним периодом массового и серьёзного голода в мирное время. С 1813 по 1817 гг. голодные смерти зафиксированы повсеместно, от Норвегии до Швейцарии. Даже там, где голод не убивал, отмечен резкий рост цен на продовольствие и, соответственно, не менее взрывной спрос на зарубежный «хлеб».
При этом огромная континентальная Россия с её рискованным земледелием, находясь вдали от атлантических и тропических атмосферных пертурбаций, как раз в те годы не имела проблем с урожаем. Свойственные Руси регулярные недороды отмечены в 1813 и 1820 гг., но в промежутке урожайность была хорошей или средней. Год 1816-й был даже чуть теплее, чем обычно – и это на фоне резкого похолодания того года в США, чей сельскохозяйственный экспорт уже тогда серьёзно конкурировал с российским на европейских рынках. Словом, к 1817 г. Россия оказалась, в сущности, единственным стратегическим поставщиком продовольствия на Запад.
«Невидимая рука рынка»
В 1814 г., когда русские армии завершили борьбу с Наполеоном, из России продали в Европу чуть более миллиона пудов «хлебов» – этим общим термином в ту эпоху именовали пшеницу, рожь, ячмень и овёс. В следующем 1815 г. хлебный экспорт немного вырос до 1,2 млн. пуд. Однако в связи с ростом цен на продукты в Западной Европе прибыли российских хлеботорговцев выросли более чем на треть.
И в 1816 г. экспорт хлеба почти удвоился – вывезли более 2 млн. пудов. Прибыль же, в связи с продолжающимся ростом цен в Европе, выросла в 2,5 раза. И вот тут прорвало – в следующем году в России все, кто мог, кинулись продавать хлеб на Запад. К тому же именно в 1817 г. кинулась закупать хлеб богатая Великобритания. Ранее она импортировала зерна не более 10 % от своего потребления, но в том 1817 г., из-за затянувшихся неурожаев, четверть зерна на британском рынке была привозной – и в основном из России.
Вообще-то излишков товарного хлеба в Российской империи было немного – большинство крестьян едва кормили сами себя, поставляя на рынок мизер. Однако великая страна с разнообразными регионами позволяла часть этих излишков собрать и продать, пользуясь ранее невиданным великолепием конъюнктуры. Известно, что в 1817 г. даже при торговле поволжским хлебом через порт северного Архангельска, при всей высокой себестоимости такой операции, купцы в течение полугода получали 74 руб. чистой прибыли на каждую сотню вложенных. При более удобной и дешевой торговле через порт Петербурга норма прибыли хлеботорговцев была ещё выше.