Неожиданная Россия
Шрифт:
Александру I и петербургским обывателям повезло, что имперская Россия была до предела милитаризированным государством. Иное государство и не победило бы Наполеона в 1812 г., а в 1817 г. именно военные запасы стали спасением от дефицита хлеба и перспектив голода в столице. Ещё со времён Петра I в стране пытались создать систему «хлебных магазинов», стратегических складов зерна на случай войны. При Екатерине II и Павле I эта сеть «магазинов» охватила всю страну, создавая запасы на случай не только войны, но и неурожая. Впрочем, даже в лучших случаях провинциальные «магазины» могли прокормить не более 5 % населения в течение нескольких месяцев.
Но Петербург и окрестности издавна были центром сосредоточения военных сил – многочисленные гвардейские и линейные полки, гарнизоны, флот и т. д. Для их снабжения в столице с XVIII в. существовали крупнейшие в стране «хлебные магазины», огромные для той эпохи каменные склады, занимавшие целые кварталы. Троицкий «запасной магазин» располагался у одноимённой площади возле Петропавловской крепости – хранившаяся там мука, предназначалась для сухопутной армии. Крюковский «провиантский магазин» хранил огромные запасы ржаной муки для флота и располагался по адресу, который сегодня обозначается как: ул. Большая Морская, 69.
В ноябре 1817 г. распоряжением царя эти внушительные запасы предстояло «выпустить из запасных магазинов» – впервые это происходило не в разгар войны или голода.
«Не обращалась бы для перепродажи…»
Российские власти ещё с XVIII в. имели опыт распределения «запасного» хлеба среди голодающего населения по итогам очередного неурожая. Но к исходу 1817 г. задача предстояла несколько иная и оттого даже более сложная – голода в Петербурге еще не было, из-за дефицита и дороговизны маячил лишь его пугающий призрак. И хлеб предстояло передать населению так, чтобы масса муки из «запасных магазинов» не оказалась в руках спекулянтов и перекупщиков.
Как писал 20 ноября 1817 г. в приказе городской полиции губернатор Вязмитинов: «Государя Императора воля есть, чтобы устраняя жителей Столицы от необходимости платить за ржаную муку, первейшую жизненную потребность, непомерно большия цены, вместе с тем строжайше наблюсти, чтоб не была оная покупаема торгующими хлебными припасами и вместо пособия жителям, из Высочайшего милосердия делаемого, не обращалась бы в руки торговцев для перепродажи…»
Нам не известно, кто конкретно в ноябре 1817 г. стал автором первой в русской истории схемы распределения продуктов «по талонам» – отечественные историки так и не озаботились изучить соответствующие архивы. Но очевидно, что всё делалось в спешке – царское письмо губернатору Вязмитинову от 12 ноября 1817 г. быстро переделали в указ, даже не исправляя стилистику, более характерную не для нормы закона, а для частной корреспонденции. «Надобно взять ту осторожность со стороны запасных магазинов, и строгое наблюдение со стороны полиции, чтобы выпускаемый из запасов хлеб употреблялся на прямое продовольствие жителей, а не поступал в руки купцов для перепродажи…» – эти слова из царского письма обернулись чередой распоряжений губернатора Вязмитинова и петербургского обер-полицмейстера Горголи.
Выполнять все хлопотные мероприятия предстояло именно подчинённым Ивана Савича Грголи – глава столичной полиции был удивительным человеком даже для своего необычайного времени. Когда-то в юности, будучи великосветским хулиганом, он сам слыл головной болью для полицейских Петербурга. Позднее, в начале наполеоновских войн стал одним из немногих, кто повоевал и против Бонапарта и под его началом. В 1808 г. гусарский полковник Горголи получил орден Святого Георгия и золотую шпагу по итогам нескольких вполне смертельных лобовых атак, опрокинувших французскую кавалерию. Но спустя всего год русский гусар греческого происхождения удостоился ордена Почётного легиона от самого императора французов – в период короткого перемирия между Петербургом и Парижем полковник Горголи поучаствовал волонтёром в боях французов с австрийцами.
По итогам бурной жизни Горголи даже окажется литературным персонажем Дюма-отца. «Один из красивейших мужчин столицы и отважнейших генералов русской армии» – назовёт его знаменитый французский литератор в романе «Учитель фехтования». Чуть ранее юный поэт Пушкин упомянет столичного обер-полицмейстера в своих язвительных стихах, рифмуя «Горголи» и «воли».
Но на исходе 1817 г. лихой гусар Горголи оказался умелым администратором. Именно ему предстояло обеспечить жителей Петербурга первыми в русской истории хлебными карточками, т. е. реализовать схему вполне привычную и понятную для поколений XX века, но совсем не очевидную в ту эпоху…
«Соблюдая вежливость и пристойность…»
В последнюю неделю 1817 г. столица Российской империи была обклеена объявлениями о продаже казённой муки по сниженным ценам. При рыночных расценках, взлетевших до 30 руб. за куль, «запасные магазины» продавали куль муки по 20 руб. Но продавали не просто так, а лишь по предъявлении особого документа – «Свидетельства для получения из запасных магазинов ржаной муки одного куля за установленную цену».
Этот документ, аналог всех будущих хлебных карточек и талонов, выдавался всем желающим по месту жительства чинами городской полицией. В столице империи уже тогда знали такие понятия как прописка и регистрация – именные хлебные карточки, оформленные по единому образцу, выдавал и подписывал «частный пристав», выражаясь современным языком, начальник районного отдела полиции. Распоряжение генерал-губернатора особо оговаривало сроки выдачи: «При выдаче свидетельств наблюдать, чтоб частные приставы, которые должны быть в совершенной известности о живущих в их частях, в случае надобности в удостоверении о лице, требующем свидетельства, употребляли на сие ни как не более одних суток…»
«Свидетельство»-карточка выдавалась «каждому, имеющему отдельное хозяйство». Для тех же, кто не являлся собственником домов и квартир, порядок был иной – как гласило распоряжение губернатора, «мастеровым же и рабочим людям, большия артели составляющим, выдаваться будут свидетельства для одного куля на каждых 10 человек».
Чтобы избежать очередей – а карточки в итоге охватывали почти четверть миллиона горожан – все административные районы-«части» Петербурга были распределены не только по двум «запасным магазинам», но и по дням недели. Например, жители Выборгской стороны всю зиму получали муку только в «Троицких магазинах» и только по пятницам.
Ответственный за выдачу хлебных карточек «частный пристав», начальник полиции соответствующего района, в день, когда его район получал муку, обязан был неотлучно находиться при соответствующем «магазине», наблюдая за документами и порядком в очереди – как гласил приказ губернатора, «дабы обыватели с большею поспешностью удовлетворяемы были, соблюдая вежливость, тишину и пристойность…»
В результате проведенной работы, с декабря 1817 г. каждый постоянно проживающий в Петербурге совершеннолетний мужчина мог приобрести по сниженной цене, близкой к обычной в это время года, около 15 кг ржаной муки еженедельно. Что позволяло каждый день выпекать примерно 3 кг «черного» хлеба для каждой семьи – с учетом детей и женщин количество льготной муки выглядит скромным, но позволяющим избежать голода и сильного недоедания.
Отпускную цену хлеба по карточкам установил сам царь Александр I – как он сообщал в письме губернатору Вязмитинову, «не свыше 20 рублей, дабы заставить монополистов понизить вольную цену, корыстолюбием их определяемую».
«Не подвергая жителей опасности…»
Вопреки замыслам царя, «вольные» цены той зимой существенно понизить так и не удалось. Льготная продажа хлеба по предъявлению «свидетельств» лишь остановила их резкий рост и дала незначительное падение – в декабре 1817 г. по сравнению с предыдущим месяцем цена опустилась всего на пару рублей, до 28 руб. за куль ржаной муки. Лишь к февралю следующего 1818 г. куль стал стоить 26 руб. 50 коп. Но в марте и апреле, когда транспортные каналы ещё не освободились ото льда, а весенняя распутица перекрыла и так незначительный сухопутный подвоз, рыночная цена за куль вновь поднялась почти до 28 руб.