Неожиданность
Шрифт:
Я вздохнул. Сталкивался с этим и в прошлой жизни. Есть люди, которым кажется, что увидеть и сделать — это одно и то же. Посидел рядом с водителем, значит нечему учиться в автошколе — садись и езжай! Будем бороться.
— А тебе хотелось бы, чтобы повозка сама без лошади поехала?
— Конечно, — недоумевая к чему я клоню, ответил Богуслав.
— А дом на колесах чтобы полетел?
— Да не бывает всего этого!
— У вас нет. А в наше время я каждый день на работу на этих повозках ездил, и по воздуху не раз летал. И что
Боярин сидел понурясь. Мечта рухнула, не успев даже толком опериться.
— Наплюй. Всякому овощу свое время. И, как у нас говорят: выше головы не прыгнешь.
— Да и у нас толкуют так же. Но чертовски обидно! Вот она вещица, а добыть ее никак нельзя!
— Очень много у нас вещей, без которых мы свою жизнь и не мыслим, а у вас их нету. Можно об них и поболтать на досуге. Но сейчас нас очень голодный государь уже, наверное, клянет последними словами, заждался небось. Кроме каши, возьмем князю кусок ситного хлеба, он понежнее ржаного будет, и кувшинчик отвару, что мы с тобой пили. И, само собой, пусть тащат в опочивальню миску, ложку и кружку. Можно и соль прихватить, только чистую, без перца. Острое пока нельзя.
Дворецкий махом нагнал людей, они ухватили все нужное, и мы с добычей отправились назад в опочивальню. Кристина уже сидела возле Мстислава и гладила его по руке. Увидев нас, князь почему-то сразу забыл о своей любви и стал кричать:
— Вы куда делись? Почему так долго? Я тут обождался весь!
— Зато все разом принесли — степенно пояснил Богуслав.
— Давайте, давайте скорее! — и жалобно: — а мясца нету?
Повар, который у стола накладывал кашу, укоризненно покачал головой, типа, эх я же говорил!
— Тебе, государь, пока нельзя, — вмешался я, — пройдет все хорошо, завтра будем пробовать мясную еду.
— Это ты так думаешь! А я мыслю иначе!
Как же, как же, ехидно подумалось мне, нашелся владелец и держатель истины! В общем, фу-ты ну-ты, лапти гнуты! Вслух сказал:
— Я, князь, не думаю, я точно знаю. Если возьмешься распоряжаться своим лечением, мне лучше сразу уйти и больше не появляться. И будь что будет!
— Вот уж, и спросить нельзя…, — пошел на попятную Мстислав.
— Тогда давай садиться!
Радость полыхнула в глазах князя. Я встал и подал ему ладони.
— Держись крепче.
Мстислав ухватился крепко — силушкой молодца бог не обделил.
— Я сейчас тебя за руки потяну, и ты сядешь. Гляди живот не напрягай!
Все прошло гладко, сели махом. Боярские дружинники, может, подняв государя за плечи исполнили бы это и в более лучшем виде. Был бы к лежачему доступ с двух сторон, я бы
Князь поедал кашу торопливо, аж причмокивая от вожделения. Что-то я, даже после пятидневной голодовки, так не ел. Опыт появился у меня в период повального увлечения русского народа лечебным голоданием. Хлеб государь тоже грыз с усердием изголодавшегося зимой волка.
— Ладно, хватит — сказал я, убирая тарелку и отнимая у Мстислава остаток хлеба. — Надо, князь, в другой раз кушать помедленнее, больше пользы будет.
— Я буду кормиль в другой раз! — царственно «заявиль» скандинавская супруга государя.
— Конечно, но не раньше, чем я скажу! Сейчас уйду, в нужный момент приду — было сказано мной сначала по-шведски, затем для боярина по-русски, — тогда же и сядем. Если поторопитесь, будет гораздо хуже, в этом я вас клятвенно заверяю! Ваш муж будет сильно просить, не поддавайтесь! Можете остаться вдовой!
Последние две фразы прозвучали уже только на родном языке княгини. После чего я откланялся и ушел к себе.
Только завалился на кровать, ворвалась разгоряченная и взволнованная Забава.
— Погорели! Вся наша улица сгорела! — и бойко затараторила о том, как полностью выгорел дьячок и как убивается дьячиха.
Я присел. Час от часу не легче! Не понос, так золотуха. Опять придется переезжать. Эти прыжки по Новгороду уже так утомили, что прямо спасу нет! Ладно, пора вникать в новую жизненную коллизию.
— Что у нас сгорело?
Конечно, скорее всего ответ будет краток — все! — но тешила душу сладкая надежда об уцелевшей где-нибудь на задворках поленнице дров. Забава запнулась.
— У нас? У нас ничего…
— Потушили, что ли сходу?
— У нас и не горело вовсе.
Я не понял, как это может быть. Дом дьячка стоит от нашего не вот что уж очень далеко, а головни при пожаре летят черте-куда.
— Бог помог?
— Да нет, это Наина, как дым учуяла, сразу наложила какое-то заклятье, защищающее все наши постройки. Целый год будет действовать.
— Вот это да! — крякнул я, — сила, не чета моей.
— Ну ты первый год учишься, а Наина с детства колдует. Мы с ней поговорили сегодня, она мне много чего о себе рассказала.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался я.
— Ей тридцать лет, родилась в Киеве. Отец с дядей приехали из Кельна — это у немцев где-то, женились уже в Киеве на своих — еврейках. У них, оказывается, брак с людьми других наций сильно осуждается. Наине на это наплевать — влюбилась в Ивана сильно. Она уже была замужем, но неудачно. Муж на нее внимания не обращал, денег ни Наине, ни на дочку вообще не давал. Да и любви между ними никогда не было — поженили родители. Сейчас она на эту противную рожу вообще глядеть не может, с души воротит. Что б его не видеть, убежала в Новгород.