Неожиданные встречи

Мариковский Павел Иустинович

Сорокопуты меня не раз поражали своими разбойничьими наклонностями. Вспоминаю: мы подъезжали к селу Узунагач. По асфальтовому шоссе впереди шла колонна грузовых машин. Обгон был невозможен: навстречу тоже шли грузовики. Пришлось сбавить скорость. С обеих сторон шоссе росли деревья. С них через дорогу перелетали воробьи. Кое-где виднелись многочисленные скопления их гнезд. Неожиданно впереди нас с придорожного кустика на асфальт упал какой-то трепещущий комок перьев и помчался поперек пути. Я остановил машину, выскочил из нее. То, что я увидел, было необычным. С дороги в кювет рыжехвостый сорокопут-жулан тащил по земле мертвого воробья. Ноша для

него оказалась нелегкой, и подняться с нею в воздух он не мог. Отчаянный разбойник испугался меня, бросил добычу и взлетел на дерево. Я поднял воробья. Птица была еще теплой, на ее голове зияла глубокая рана. Не было сомнений, что сорокопут только что расправился с воробьем.

Какой все же жулан отважный!

В Уссурийском крае, где прошло мое детство, в пригородных зарослях лещины, дикой яблони и боярышника водилось много рыжехвостых сорокопутов. Однажды сорокопут ухитрился пригвоздить к шипам на ветке боярышника молоденького бурундучка, основательно раздолбив ему голову. Так что крупная добыча для него не редкость!

Как-то в пустыне Сарыесик-Атырау я увидел из окна машины летящего большого сорокопута. За ним трепыхалась в воздухе длинная, узкая белая ленточка. Птица летела медленно, видимо, ноша изрядно мешала полету. Показалось, что ленточка или, быть может, веревка случайно запуталась в ногах птицы, и вот теперь ей, бедняжке, приходилось нелегко.

Остановив машину, я бросился вслед за сорокопутом. И вдруг ленточка упала на землю. Когда я подошел к ней, то увидел молодую стрелу-змею. Это изящное пресмыкающееся — типичная обитательница пустыни. Она очень быстра в движении, ее главная добыча ящерицы. У «стрелки», как ее называют, была расклевана голова. Полуживая змея, судорожно извиваясь, сворачивалась кольцами и расправляла свое стройное и тонкое тело.

Не ожидал я, что сорокопут охотится за змеями, да еще и может носить их по воздуху. По-видимому, стрела-змея — не случайная добыча маленького хищника.

Через несколько лет, проезжая по шоссе из Капчагая в Сарыозек, я увидел такую же картину: сорокопут летел над зарослями придорожной посадки саксаула с убитой им молодой стрелой-змеей. Почерк разбойника не изменился: у змеи была расклевана голова.

Сорокопуты — заботливые родители. Они заготовляют пищу про запас, накалывая на острые шипы растений различных крупных насекомых.

На дачном участке в густых зарослях жимолости и дикого абрикоса поселился сорокопут. Сосед по даче негодовал:

— В прошлом году тут соловей жил, так распевал, так распевал! А нынче его место заняла эта скрипучка!

Сорокопут действительно казался мрачным, сварливым и обладал неприятным голосом. Никого из птиц не подпускал к зарослям. Больше всего от него доставалось воробьям. Вскоре на коротеньких сучках яблонек и урюка появились наколотые насекомые. Кобылки, жуки-навозники, хрущи, бабочки торчали в самых разных позах. Это была его работа.

Больше всего мне было жаль бабочку-стеклянницу — красавицу с чудесными, прозрачными, как стеклышко, крыльями. Где он ее разыскал, такую редкую! Несчастную бабочку вскоре обнаружили муравьи-тапиномы. Собрались толпой, прогрызли в брюшке дырочку, добрались до провианта, и… пошла заготовка! Так и сновали вверх и вниз по дереву тапиномы. Появились муравьи кое-где и на других трофеях сорокопута.

Каждый

день я собирался сфотографировать картинку муравьиного пиршества, но все мешали разные дела. Мало ли хлопот у дачника в разгар сезона.

Еще было интересно, долго ли просуществует коллекция насекомых сорокопута, воспользуется ли он ею или его запасы растащат муравьи.

Отцвели тюльпаны, загорелись красные маки, заголубел мышиный горошек. Из кустов жимолости все громче и громче стали раздаваться крики сорокопутов. Вскоре появились и молодые сорокопутята. Они были такими же крупными, как и родители. Неумелые и неловкие, они сидели на кустах и кричали во все горло, беспрестанно требуя пищу. Один из них, самый горластый, кричал громче всех. Иногда птенцы с жалобным писком бросались на мимо пролетавших воробьев, скворцов и даже удодов, очевидно, намереваясь получить от них подачки и не способные отличить своих родителей от чужаков. Впрочем, кто знает, может быть, эту крикливую компанию кое-когда могли подкармливать и чужие птицы.

Вот тогда и исчезли с деревьев все ранее наколотые насекомые. Запасы, оказывается, делались заботливыми родителями не зря. Исчезла и стеклянница, наполовину объеденная муравьями, я даже не успел ее сфотографировать.

Другая замечательная коллекция насекомых, собранная сорокопутами, встретилась мне в небольшом тугайчике у реки Арысь. Мы мчались по шоссе издалека, торопясь домой. Вокруг тянулась бесконечная равнина, поросшая травами пустыни. И вдруг вдали показались желтые, высокие, как крепостные стены, лёссовые обрывы, мелькнула река и почувствовался чудесный запах цветущего лоха. Мы соскучились по воде, по густой зелени, по деревьям и решили остановиться. А потом этот удивительный аромат лоха!

Едва поставили машину, как в кустах раздался скрипучий голос сорокопута. Здесь, среди колючего лоха, обнаружилась недавно брошенная стоянка скота. Возле нее на сухих ветках дерева темнели какие-то комочки. Это тоже была коллекция сорокопута.

На этот раз коллекционер оказался узким специалистом: на колючки он накалывал только одних навозников. Все жуки торчали кверху ногами, и лишь немногие — на боку. Почему-то у всех были раскрыты крылья, наверное, потому, что хищник ловил добычу на лету.

Вблизи этой коллекции другое сухое дерево разукрасилось белыми пятнами птичьего помета. На нем находился наблюдательный пункт охотников. Последнее время ветер дул с севера, и жуки, учуявшие навоз, неслись с южной стороны мимо засады птиц.

Возвращусь снова к наблюдениям на дачном участке.

Молодые сорокопуты хоть и велики ростом, но глупы. Скрипят пискливо, трепещут крылышками, просят у родителей еду, гоняются за ними, сами не умеют и не желают охотиться. Старики не особенно обильно кормят. Пора самим малышам учиться.

Но вот в семействе сорокопутов происшествие. Одна взрослая птица села на изгородь возле душа и громко, пронзительно зацокала. В ее необычном крике чувствовалась тревога. Мгновенно поблизости на проводах электропередачи уселся другой взрослый сорокопут, слетелся и молодняк. Появились два воробья и стали крутиться возле кричащего сорокопута. Вскоре собралась целая стайка воробьев. Сорокопут же не умолкал, орал во всю глотку, поглядывал на землю, иногда слетая вниз и тотчас же взмывая кверху. Чувствовалось, что собравшиеся птицы чем-то сильно встревожены, и хотя были они разными, но друг друга хорошо понимали. Не зря кричал сорокопут: что-то случилось, что-то он увидел необычное.