неПАЦАНКА. Трансформация бой-бабы в леди
Шрифт:
– Ну, потому что у мамы кредиты, она сейчас ищет постоянную работу и долго не может ее найти, ибо периодически болеет. Сестра постоянно болеет, с ней нужно сидеть, а отец пенсионер, на такую военную пенсию даже воробьям крупы не купишь, что уж говорить об обеспечении семьи, – ответила я, не принимая осознания того, что «да, какого вообще черта». – Да и, знаете ли, они меня родили, растили, кормили, я живу и потребляю коммунальные услуги, еду – все это что, бесплатно? На манне небесной замешано? – Я слышала себя будто со стороны, и что-то в моей голове на этот момент сместилось в плане «минуточку, что-то тут не так, откуда такое гиперболизированное чувство долга, кому я должна?»
– Юль, ты и правда так считаешь? То есть это твое устоявшееся
– Да, – обезоруженно ответила я и глубоко выдохнула, вывалив тем самым пару складок над линией штанов, наеденных явно не в рамках зож. А поскольку я все еще сидела в одном спортивном топике, то выглядело это достаточно комично, а-ля «качок сдулся».
– Все понятно. Но судя по твоим глазам, ты сейчас уловила кое-что. Ты же умная девочка, неужели ты не врубаешься в тупик данного отношения? Ладно, проехали, давай дальше. Как у тебя взаимоотношения с мужчинами?
– Ну как… Никак. Если вы про отношения, то таковых серьезных никогда и не было. Месяц-два терлись друг о друга и отталкивались, как только заряды становились одинаковыми. Я, видите ли, в плане мужественности и наращивания мышц сильно прогрессирую, а какой мужик обрадуется тому, что телка жмет штангу больше него? Все просто, встречались глазами, он подкатывал по банальному сценарию «давай подстрахую», и понеслось банальное удовлетворение физиологических потребностей, минуя конфетно-букетный период. Представляю, как им было удобно: дал протеиновый батончик, ни на цветы тратиться не надо, ни на кино. Сели, выпили после качалки вместе по пол-литра пенного и разошлись. Красота, а не отношения.
– Ну а почему ты им позволяла так с собой обходиться?
– Ну а что я еще могла сделать? Ко мне на улице и в библиотЭке не подходили пикаперы стрелять номерок. А тут хоть какие-никакие самцы. Все-таки гормоны и базовые стремления человеческих особей к размножению и самосохранению никто не отменял. Да и потом, даже несмотря на объемы их сталелитейных мышц, внутри они все были щеночками спаниеля. Я была явно доминирующей стороной в отношениях всегда и по умственному, и зачастую по физическому развитию. Дуся-агрегат, баба-Халк, кажется, так они с ржачем описывали меня свои друганам после мифического «расставания», постигавшего нашу пару, стоило только мне взять вес больше, чем он.
– Что-то совсем невесело. Ну а в детстве? Какое значение мужчины имели для тебя в детстве?
– Ой, ну мы что и впрямь сейчас будем это обмусоливать?
– Ну, мы здесь для этого и собрались.
– В детстве у меня было два главных мужчины: отец и Шварценеггер, причем оба похожи друг на друга внешне. Хотя здесь наверняка заслуга Шварца в том, что отец смотрел на его плакат и качался, становясь все больше и мясистее. А больше, какое значение? На меня столько раз нападали мужики, начиная с детского сада, что я даже удивляюсь, как я могла вообще сохранить к ним нормальное отношение на уровне панибратства и дружбы.
– В смысле нападали? Избивали, насиловали? – загорелись глаза психолога, и она даже всем телом подалась вперед, чувствуя большой улов.
– Нет, не насиловали, но избивали часто. Причем зачастую беспричинно, я даже устала считать все эти мелкие и крупные нападения зачастую с применением сторонних предметов под рукой. Например, один товарищ в детском саду взял с земли льдину нехилого размера с половину меня и с улыбкой, подойдя ко мне, опустил эту махину мне на голову. Помню, как в голове тогда зазвенело, а по виску побежала теплая струя красного цвета. Я посмотрела вниз и красные капельки начали падать и просачиваться в снег так красиво, что я была заворожена этим слиянием цветов и не понимала, почему все носятся вокруг, а воспитательница шлепает парня по заднице. Да, в голове шумело и начала образовываться боль, но мне было не до этого – красный цвет рассеивался на белоснежном покрывале снежинок, а привкус железа во рту ничем не отличался на вкус от того, что я испытала, первый раз лизнув отцовские гантели.
Кастингующие смотрели на меня так, будто я рассказывала им о захватывающем порнографическом фильме и остановилась прямо перед озвучиванием финала.
– Ты серьезно? А еще что такого? Откуда ножевые ранения?
– Я вам больше скажу, меня еще ранил медведь, перфоратором чуть не отрезало руку, меня толкали с высоты, и одному богу известно: быть может, мой хороший интеллект – это заслуга льдины на голову и биты о затылок в стычке с футбольными болельщиками.
Они смотрели на меня так, будто в студию внесли пышущий горячий пирог с лучшим мясом, и, кажется, у кого-то даже потекла слюна.
– Подробнее можно?
– Вы хотите остаться здесь до ночи?
– Ничего страшного, у нас есть время, – сказала за всех психолог как лицо, принимающее решение, но все послушались, несмотря на явное нежелание подобного развития событий в их глазах.
– Ой, да что тут особо рассказывать, – растянула данную фразу я, закидывая ногу на колено и отваливаясь на спинку стула. – Самым убийственным было, когда меня избили на глазах у беременной матери, когда мне было десять лет. Мы вышли из школы с двумя пацанами-одноклассниками, мимо шли двое взрослых парней. Они что-то крикнули, я крикнула что-то в ответ. А дальше – как в замедленной съемке. Они бегут к нам, хватают меня за грудки, валят в снег. Берут за голову и ударяют ею несколько раз об асфальт. Мои одноклассники стоят и смотрят на все это, ими завладел страх, они боятся пошевелиться и побежать за взрослыми. Конечно, им всего-то десять лет, маленькие щеночки. Я что-то говорю между моментами соприкосновения с землей, и в рот залетают комья окровавленного снега. Они смеются и оглядываются на моих пацанов-одногодок, за шкирку показывая им мое лицо и окуная обратно в растаявший клок асфальта. Мое тело перестает сопротивляться, и я покорно жду, когда экзекуция закончится и я смогу снова встать, как всегда это и делала.
«Посмотрите на него», – кричат эти двое гиен в теле парней, хотя, впрочем, гиены здесь ни при чем и люди ошибочно приравнивают их к людям, совершающим мерзкие поступки. Они ошибочно приняли меня за пацана, но это меня совсем не удивило. «Вот что происходит, когда дерзишь старшим», – рявкнули они моим бывшим друзьям и снова прижали меня к земле, навалившись коленом на шею так, что я почувствовала онемение в горле.
– Эй! Что здесь происходит?! – как гром средь пустыни раздался голос, показавшийся мне знакомым. Я почувствовала знакомство с ним не за счет придавленных коленом ушей, забитых снегом, а на интуитивном уровне. МАМА?!
Двое шакалов оглянулись, в десяти метрах от нас стояла моя мама, беременная сестрой, и держалась за живот. Знаю, что не будь она беременна, то подбежала бы и наваляла им, как белая медведица, защищающая детеныша от нападения китов-убийц. Однако в ее положении она не могла и оттого лишь кричала дрожащими губами навзрыд, бессильно выталкивая из себя холодный февральский воздух. Они вскочили и бросились бежать, скрылись за углом школы, из которой, как это ни странно, во время избиения никто не вышел, хотя после уроков в этом месте всегда было достаточно оживленно. Мои пацаны даже не подумали помочь мне встать. Это сделала мама, отряхивая мою одежду от снега с трясущимися руками в поисках носового платка, которым она хотела вытереть мое лицо. Вытерев, она прижала меня к себе, и мы пошли домой, причем я заметно похрамывала на правую ногу, видимо, пострадавшую от сильного толчка одного из нападавших в колено. Мои пацаны пошли за нами, и мы не заметили, на каком моменте они исчезли, свернув на свой путь домой и не проронив ни слова прощания. Когда я вернулась домой, мама приготовила мне кусок мяса, которое я, как хищник, любила всю жизнь. Однако не ожидала я, что после той трапезы меня будет воротить от данной еды целый год. Мозг, знаете ли, шустрый парень. Быстро связал стресс с едой и запомнил негативный опыт еще и на уровне вкусовых рецепторов. Такие дела.