Неписанная любовь
Шрифт:
— И что ты собираешься делать?
— Найду кого-нибудь, кто заменит ее после того, как мы вернемся из поездки.
— Хм.
— Что?
— Ты уверен, что поездка все еще состоится?
— А почему нет?
— Потому что Нико не так давно прислал мне сообщение, в котором спрашивал, свободен ли я и не хочу ли поехать на Гавайи. Я думал, что он шутит, но теперь все стало понятно.
Я чещу лицо, ругаясь себе под нос.
— С чьего телефона он написал?
— С маминого.
Я протяжно вздыхаю, как может только родитель.
— Я не просто так сказал ей следить
— Да, но ты же знаешь, как она любит быть крутой бабушкой, — мой кузен смеется. — В любом случае, Нико также сказал мне, что вечеринка по случаю его дня рождения отменяется, пока его няню заново не наймут.
— Что он сделал?
— Далия и Лили тоже получили это сообщение. О, и можешь проверить, не получила ли его и его мама. Не думаю, конечно, что она собиралась приходить, так как не появилась на двух последних праздниках.
У основания моей шеи заныло от надвигающейся головной боли.
— Чтоб меня.
— Кстати, о маленьком дьяволе, — говорит он. — Он только что спросил меня, можем ли мы полететь на моем частном самолете вместо твоего. Мне согласиться? Я всегда хотел побывать на Гавайях, и теперь у меня есть отличный повод для этого.
Я потираю висок большим пальцем.
— Невероятно.
— Согласись, впечатляет, насколько он умен.
— Да. Если бы он только прилагал такие же усилия к домашним заданиям.
Джулиан тихонько хихикает.
— Что будешь с ним делать?
— Понятия не имею.
К моей досаде, оказалось, что не только Нико скучает по Элли. Я тоже скучаю, хотя никогда не думал, что это возможно. Несмотря на все мои усилия забыть о ней, это невозможно из-за всех тех маленьких напоминаний, которые она оставила по всему дому.
Толстовка, забытая в сушилке. Бутылка с водой из нержавеющей стали, которую она называла своей бутылкой для эмоциональной поддержки, оставленная сушиться на полке для посуды. Ее гитара, брошенная на кофейном столике, нетронутая после несчастного случая с Нико.
Последние несколько ночей я спускался вниз, ожидая услышать звуки гитары, но натыкался на тишину.
Возможно, если я избавлюсь от самого напоминания о ней, то и чувство вины, лежащее на моих плечах, исчезнет, поэтому я за долю секунды решаю написать ей сообщение.
Рафаэль: Ты оставила здесь свою гитару и несколько вещей. Не хочешь встретиться где-нибудь, чтобы я мог отдать их тебе?
Следующие пять минут я провожу в ожидании ответа, а потом раздражаюсь, когда вижу, что она просто прочитала мое сообщение.
Рафаэль:Нико присвоил твою бутылку себе, так что удачи в попытках вернуть ее.
Я застонал от того, насколько жалко я звучу.
Чтобы не писать ей снова, я занялся раскрашиванием новой миниатюрной фигурки, которую напечатал. Мое последнее творение заняло две недели проб и ошибок, и я чуть не сломал свой принтер за тридцать тысяч долларов,
Когда рука разболелась, а глаза заслезились от усталости, я выключил настольную лампу и отправился в спальню, проверяя телефон на наличие новых сообщений. В то время как в групповом чате Муньос-Лопес двадцать пропущенных сообщений, а в групповом чате «Детский стол» еще десять непрочитанных, от Элли так и не пришло ни одного сообщения.
Я не имею права злиться из-за того, что она меня игнорирует, но это так, и я не совсем понимаю, что с этим делать.
Глава 11
Рафаэль
Решимость моего сына достойна восхищения. Уверен, я был бы впечатлен тем, сколько усилий он приложил, чтобы заставить меня пересмотреть свое решение в отношении Элли, если бы не был так расстроен его молчаливым поведением.
Сначала он отменил свой день рождения и попросил мою тетю связаться с центром развлечений, расположенным в нескольких городах отсюда, чтобы вернуть мне первоначальный депозит. Затем он позвонил моей помощнице Ариэль — номер я дал ему только для экстренных случаев — и попросил отложить нашу семейную поездку до дальнейшего уведомления.
По словам моей тети, он звонил и Элли, но она не отвечала.
Говорят, что нельзя вести переговоры с террористами, но что делать, если террорист — мой восьмилетний сын? Уступлю ли я его требованиям или буду стоять на своем, несмотря на сомнения в правильности своего решения уволить Элли? Наступит ли момент, когда я проглочу свою гордость, брошу полотенце и скажу: «К черту, Элли совершила ошибку, и я должен простить ее за это»?
Как бы заманчиво ни звучал этот вариант, я не могу сдаться. Мои проблемы с доверием очень глубоки, а секрет Элли прорвал старый шрам, словно дешевую оберточную бумагу.
— ?Papi? (Папа?).
Услышав голос Нико после его самозабвенного молчания, я пугаюсь. Я роняю кисточку и поднимаю взгляд от миниатюрного злодея, над которым работал.
— Что случилось? — я сохраняю непринужденный тон, откинувшись на спинку стула.
— Мне нужно с тобой поговорить.
— Правда? — волнение сквозит в моем голосе, выдавая мои эмоции.
Он не улыбается, и в его глазах нет той особой искры, когда он кивает, но я не теряю надежды.
Ты знал, что он одумается.
— Пойдем сюда, — я отхожу от стола и направляюсь к дивану на противоположной стороне моей комнаты отдыха. Нико волочит ноги за мной, а потом садится на свой любимый стул. Его ноги болтаются над землей, когда он откидывается назад, а кроссовки светятся, когда подошвы стучат друг о друга.
Как бы он ни старался вести себя по-взрослому, он всегда будет моим маленьким мальчиком.
Я сажусь.
— Что случилось?
Он смотрит на сложенный лист бумаги на своих коленях.
— Извини меня.