Неплохо для покойника!
Шрифт:
— И что? — не нашлась я сразу что ответить.
— Там покойник! — повторила она и указала подрагивающей рукой куда-то в сторону сараев.
— Какой покойник?
— Не знаю… — проблеяла она и икнула.
— Слушай, Лизка! Вызови милицию и не морочь мне голову!
Я совсем уже было хотела захлопнуть окно, когда она забубнила:
— Конечно! Милицию! А ты кто? Не милиция, что ли? Ты тоже представитель! Такие мы все чистенькие, что мараться ни обо что не желаем!..
Последняя ее фраза завела меня донельзя.
Не помня себя, в домашних
— Идем, идем! — подтолкнула я упирающуюся соседку. — Покажешь мне своего покойника! Ну, что же ты упрямишься?
— Он не мой! А твой! — вырвалась она наконец из моих цепких пальцев.
— Как мой?!
От слов, сказанных ею, а скорее всего от тона, каким были сказаны эти самые слова, сердце мое препротивно заныло. Было ли то предчувствием или еще чем-то пугающе необъяснимым, но во рту вдруг сразу пересохло, а колени мелко-мелко задрожали.
— Как мой? — тупо переспросила я. — Чего городишь?
— Я видела, как он шлялся за тобой повсюду, — надулась Лизка и потерла руку выше локтя. — Вцепилась, как… Теперь, наверное, синяк будет.
— Идем, — глухо произнесла я и пошла вперед.
То место, куда мы с Лизкой двинулись, от страха еле-еле перебирая ногами, было обнесено со всех четырех сторон полутораметровым, давно проржавевшим железным забором. Внутри ограждения располагалось два ряда стареньких сараюшек, смотревших друг на друга покосившимися дверями с допотопными навесными замками. Многие из них не имели даже замков, а закрывались на щеколду с вставленной в нее деревянной чурочкой.
Хозяева этих допотопных сараюшек давно переехали в более престижные районы или понастроили капитальных гаражей. А те, что остались, использовали их для хранения всяческого хлама, вроде старых велосипедов без колес или продавленных диванов с рваной обивкой.
Растительность, не вытоптанная частыми посещениями, буйно заполонила все вокруг, перекинув ползучие стебли повилики на выщербленные временем стены. Стояло здесь и несколько яблонек, выросших, очевидно, из оброненных давным-давно семечек. Чахлые стволики сиротливо притулились в дальнем углу, образовав что-то вроде хоровода.
Туда и повела меня Елизавета.
— Вон он, — тихо прошептала она и скосила глаза влево. — Видишь, ботинок торчит из травы?
Я проследила за ее взглядом и действительно увидела ботинок, торчащий из зарослей крапивы.
— А может быть, он спит? — задыхаясь от волнения, прошептала я.
— В крапиве-то?! — недоверчиво фыркнула Лизка и сделала шаг вперед. — Он мертвый, точно говорю. Я его еще ранним утром приметила, когда ящики из-под рассады выносила в сарай. Думала, алкаш какой-нибудь с ночи остался. А сейчас пошла за граблями, Нинка Потапова со второго этажа попросила, а он все еще тут. И все в таком же положении. Я сунулась в крапиву, а это он!..
— Кто?!
— Ну, тот паренек, который вчера сидел у подъезда. Ты еще с ним потом переговаривалась
Правильный!..
Я слушала и не слышала ее. Все, на что я была способна в данной ситуации, это глядеть широко раскрытыми от ужаса глазами на торчащий из крапивы ботинок.
— Чего делать-то будем?! — толкнула меня в бок Елизавета, оборвав мое оцепенение. — Посмотреть бы надо, а?!
— Не надо ничего трогать, — вырвался у меня полувздох-полувсхлип. — Вызывай милицию. Если будут выступать, ссылаясь на то, что бензина у них нет или еще какая причина, назови мою фамилию.
— А ты?
— Я тут покараулю, иди!
Елизавета умчалась выполнять мое приказание, а я привалилась к стене сарая и, задрав голову, принялась следить за пухлыми облаками, вереницей проплывающими по небу.
О том, что всего в каком-то метре от меня лежит покойник, я старалась не думать. Как старалась не думать и о том, что это, может быть, тот самый паренек, который не далее как вчера приветливо мне улыбался. Прочно зацепившись за мысль, что Лизка ошиблась, я не позволяла панике овладеть моей душой.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем со стороны двора раздался звук урчащего мотора, и почти тут же тесное пространство между сараями заполнилось людьми.
Высокий чернявый мужчина, представившийся мне как Владислав Дмитриевич, выставил охрану и вместе с криминалистом принялся осматривать место происшествия. На нас с Елизаветой они почти перестали обращать внимание.
Не знаю, на какое чудо я надеялась, но когда пострадавшего вытащили из зарослей крапивы и положили в пластиковый мешок, он оказался не кем иным, как моим сопровождающим, о чем, к слову сказать, мне без устали нашептывала моя соседка.
— Ox ты, боже мой! — тихо простонала я, хватаясь за сердце. — Как же так его?
— Проникающее ранение острым колющим предметом в область сердца, — пояснил криминалист, услышав мои слова. — Скончался, очевидно, почти сразу. Но окончательно можно сделать выводы лишь после вскрытия.
— Вы были знакомы с покойным, Анна Михайловна? — вцепился в меня взглядом Владислав Дмитриевич.
— Н-нет.., то есть д-да, — ответила я, заикаясь, не зная, что ответить. — Видела несколько раз.
— Он у нас во дворе крутился несколько последних дней, — пришла мне на помощь Лизка. — Ничего паренек… Тихий такой, никого не обижал… Не приставал…
Последние слова она произнесла едва ли не с обидой, из чего я сделала вывод, что она была бы рада как раз обратному.
— Странно… — изрек Владислав Дмитриевич, разглядывая извлеченные из карманов покойного предметы.
Упакованные в полиэтилен, они не представляли собой ничего интересного. Носовой платок, абонемент на бесплатный проезд в городском транспорте, телефонный жетон и несколько смятых десятирублевок.
— Что вам кажется странным? — подняла я на него глаза.
— На карманах брюк масляные пятна, а в карманах ничего нет.