Непобежденные
Шрифт:
Крестный ход повернул к собору, рабочие пошли на завод.
– Чего с ней делать? – спросил Саша.
Апатьев взял бутылку, вытащил затычку, шел, поливая землю.
– Из-за угла они стреляют!..
Каины
Вернувшись в собор, прихожане благодарили батюшку со слезами на глазах:
– Слава Тебе, Господи! Освятили Людиново! Столько мерзости и греха. Глядишь, полицаи, устыдясь, присмиреют. Ведь иные из них – волки!
Расходились умиротворенные.
А на другой день страшная новость: из-за угла застрелили сына учительницы младших классов. Сын пришел из леса мать проведать. Уходя, взял шубу, валенки…
Кто убил молодого партизана? Свои? Тайная полиция, полицаи? Ни ареста, ни пыток, ни казни. Выстрел – и народных мстителей убыло.
– Неужто Митька нам свою силу показал? – испугался Лясоцкий. – Убили, как обещал, из-за угла.
– Ответа ему недолго ждать, – Шумавцов глянул на Сашу – и разговору конец.
День минул, другой, и по Людинову слухи шепотом: партизаны расстреляли лесничего Никитина, предателя, и двух лесников-предателей.
В тот день Нина вдруг спросила отца:
– Никитин и его лесники были самые настоящие каины, но кто они теперь? Мученики? У тебя на столе листок и крупно написано: «Господствуй над грехом». А в Библии стихи помечены. Я прочитала: «…всякому, кто убьет Каина, отмстится всемерно». Каины под защитой Бога?
– Суд – дело Божие. Обрекая себя быть палачами, люди разносят заразу Каинова греха.
– Но разве это не потворство греху, если праведный Авель убит? И у него уже не будет детей, а Каин родит и скотоводов, и гусляров с кузнецами?
– Каин во всех родах человечества – останется Каином, – примирительно сказал отец. – Но почему ты сердишься?
– Да потому, что Бог убийцу Каина сделал неприкосновенным. И теперь этих каинов или, может быть, иуд в одном нашем Людинове пруд пруди!
Отец Викторин посуровел:
– Но есть в нашем Людинове девушка Нина, есть воины леса, есть неизвестные нам люди, живущие в городе. Появляются листовки, вытекает из цистерны горючее, взрываются машины с грузами.
Нина вдруг обняла отца за плечи:
– Это ужасно, но сегодня Иванов подарил мне цветы и сказал: «Надоумь своего отца, пусть не геройствует. А то мало ли что может случиться».
– Разве я геройствую? Какие у меня дела, готовлю проповедь об Авеле и Каине. Вот мои дела.
Нина сдвинула бровки сердито:
– Раз Митька сказал такое, значит, полиция что-то затевает. Тот же Ступин!
Вдруг дотронулся до головы дочери:
– Спасибо, Нина. Поостерегусь. Береженого Бог бережет.
В тот же день, слушая своих особо доверенных прихожан, батюшка просил на время притихнуть, поберечься. Борьба бабушек и их внучат с немецкой армией была совсем уж малая. Дырявили мешки, из которых потом сыпались продукты, резали провода,
Не война, пакости, если что-то немцы и теряли, то всего лишь минуты времени. Но ведь время возврата не знает. Утраченные минуты – утраченные победы. И все это – незримо.
Победы графа Бенкендорфа
Графиня Магда пригласила отца Викторина сообщить ему о своей милосердной миссии. Она приобрела продукты для раздачи голодающим.
– Я прошу вас, батюшка, не распылять пайки, но избавить от истощения и от смерти крайне ослабленных детей.
Церковь получила сто банок тушенки, сто банок сгущенного молока, тридцать килограммов галет, сахарин.
Деловая часть разговора была намеренно короткой. Графиня показала отцу Викторину альбом со знаменитыми изображениями Девы Марии.
– Симоне Мартини! – обрадовался священник.
– У нас совпадают вкусы. – Графиня Магда была приятно удивлена: сельский батюшка, правда, хорошо рисующий, знает искусство средневековой Италии.
Полюбовались репродукциями «Мадонны Литта» Леонардо да Винчи, «Мадонны» Рафаэля.
И опять лицо батюшки стало детским, как солнышко.
– «Мадонна под яблоней»! Лукас Кранах! Неужто вам нравится немецкое?.. – Магда сказала это искренне, имея в виду манеру живописи.
– Графиня! Глаза Мадонны, как и Младенца, устремлены в будущее. Будущее радовать не может – впереди Крест и крестные муки. Но изумительно рыжие волосы Богоматери, румяное золото яблок, свет от лика Младенца, лик Его Матери наполняют душу счастьем. Кранах сумел это передать – цветом.
Мадонна для вас самая-самая? – быстро спросила Магда.
– «Мадонна с прялкой» испанца Моралеса.
Графиня ударила ладонью о ладонь.
– У нас вкусы на удивление близкие. А ведь, казалось бы, Европа и Россия – две параллели, несоединимые даже в мировом пространстве. Впрочем, картина Моралеса чувственная. «Мадонна с прялкой» – это горе, окунувшееся в нежность матери.
Графиня умничала, и ей нравилось философствовать.
– Выразить не умею, – улыбнулся отец Викторин, – но мои беды становятся ничтожными, когда смотрю на эту работу.
Графиня открыла альбом на нужной странице:
– Вот наше чудо. Посмотрите, каков взгляд Христа Младенца на крест в Его руке. Это целая эпопея «Война и мир». А крест – это же и есть прялка. Тут очень большая мысль, но я не могу ее додумать.
– Более утонченного лика мне не доводилось видеть на картинах художников, – сказал отец Викторин, поднимаясь.
В гостиную вошел граф. Квартира коменданта Людинова этажом выше его официального кабинета.
И вот отец Викторин стоит перед портретом шефа жандармов.