Неподвижно лишь солнце любви
Шрифт:
Теремрин сначала хотел отказаться, но потом вспомнил, что ему предстоит целый субботний день торчать здесь, на дежурстве, и подумал: «А почему бы не пригласить этого странного Ивлева сюда, в институт? Будет время поговорить с ними обстоятельно, если, конечно, его информация заслуживает того».
Сказано – сделано. Разъяснил, как добраться до института, назначил время и завершил разговор. Он не слишком верил, что узнает что-либо серьёзное, но, с другой стороны, времени свободного на субботнем дежурстве сколько хочешь.
Едва он положил трубку, как телефон зазвонил снова. Из секретариата
Теремрин попытался угадать, чему посвящён вызов и в чём он мог проштрафиться, но в голову так ничего и не пришло.
В назначенный час он вошёл в приёмную и попросил секретаршу доложить о себе. Та сняла трубку, сообщила о его прибытии, выслушала ответ и, обратившись к Теремрину, сказала:
– Просили подождать. Вас вызовут.
Но ждать пришлось достаточно долго. Наконец, в приёмную зашёл секретарь парткома института и спросил, кивнув на дверь начальника:
– Ещё не были там?
– Нет. Жду.
– Думаю, что сейчас пригласит. Меня вот зачем-то тоже позвал.
Через некоторое время из кабинета вышел посетитель и, наконец, Теремрин предстал перед генералом с гремевшей тогда в логове демократов хищной и звонкой фамилией. Разговор был весьма резок и груб. Отбросив слова и выражения, рекламируемые его хозяевами, генерал потребовал объяснить, почему Теремрин дал хвалебный, как он выразился, отзыв на рукопись Анатолия Рыбина «Рядом со Сталиным»?
Теремрин попытался объяснить, что получил эту рукопись на рецензию перед самым отпуском и что высказал, как и требовалось, своё мнение по поводу её содержания.
– Вы сотрудник института научно-исследовательского, – вставил секретарь парткома. – Вы – лицо ответственное. И вы своей рецензией опровергаете правду.
– Какую правду? – переспросил Теремрин.
– Ту правду, которую излагает начальник института в своей книге, посвящённой этой теме и разоблачающей многие мифы советской действительности, – сказал секретарь парткома. – Этому учит наша партия, готовая покаяться в своих грехах, совершённых ею за семьдесят лет.
– В своей рецензии я коснулся конкретной рукописи. Она мне понравилась. Признаюсь, я сам очень многое узнал впервые, – сказал Теремрин. – Рукопись ценна тем, что написал её человек, который действительно был рядом со Сталиным и который знает то, о чём пишет, не понаслышке.
Здесь необходимо на время прервать рассказ о беседе в кабинете генерала с хищной и звонкой фамилией, чтобы пояснить читателю, в чём всё-таки суть возникшей проблемы.
Незадолго до отпуска Теремрину позвонил знакомый редактор из военно-мемуарной редакции Военного издательства. Он сообщил, что заместитель главного редактора полковник Исаков поручил ему рассмотреть очень интересную рукопись, которую принёс в издательство некто Анатолий Рыбин, близко знавший Сталина.
– Евгений Павлович Исаков, – сказал редактор, – просил меня подобрать рецензента, не только добросовестного и принципиального, но и достаточно ответственного.
– Благодарю за оценку, – сказал Теремрин.
– Берётесь?
– Берусь.
– Тогда
– С удовольствием повидаюсь с братом-кадетом Евгением Павловичем и познакомлюсь с ним поближе, – сказал Теремрин.
И вот теперь всё вылилось в суровый разговор в кабинете начальника. Беседа была нелицеприятной, но зато короткой. Генерал отчитал Теремрина и выпроводил из кабинета, как проштрафившегося мальчишку. А следом вышел секретарь парткома и попробовал провести душеспасительную беседу, во время которой посоветовал покаяться перед генералом и войти в группу сотрудников, которые готовили новые книги своего начальника. Теремрин отверг это предложение.
– Ну, как знаете, – процедил секретарь парткома.
После службы Теремрин заглянул домой, чтобы взять из гаража машину, которая нужна была в связи с поездками на дежурство и с дежурства. В дом отдыха он вернулся к ужину и в весьма кислом настроении. Правда, виду постарался не подавать – незачем было посвящать Ирину в неприятности. А в том, что дело не кончится просто так, Теремрин не сомневался. Ирина, конечно, огорчилась, что снова весь день в субботу придётся быть одной.
– Ты не переживай, – успокаивал Теремрин, – не зря же я машину взял из гаража. Новый дежурный отпустит пораньше минут на пятнадцать, поскольку докладывать о приёме и сдаче в выходной день некому – начальство отдыхает. Дороги в воскресенье утром пустые. Долечу до дома отдыха за полчаса.
– Мне без тебя скучно. Скучно и тоскливо, – со вздохом сказала Ирина.
– А я тебе привёз книжки и журналы с публикациями, которых ты ещё не видела. Так что почитаешь на пляже. И начни с рассказов. Мне очень интересно и важно твоё мнение.
В тот вечер они легли спать пораньше, потому что Теремрину предстояло рано вставать. Не так уж много было у них ночей, но, если бы он знал, что эта ночь – последняя!?
В субботу он уехал до завтрака. Ирина позавтракала, переоделась и отправилась на пляж. Она уже подходила к навесу с лежаками, отыскивая место в тени, когда услышала чем-то знакомый голос:
– Ирина! Ирочка! Боже мой, неужели это ты?!
Она обернулась на голос и пришла в ужас: к ней бежал Александр Синеусов.
Можно себе представить удивление Синеусова, увидевшего Ирину, которая спокойно шла по пляжу Центрального военного дома отдыха «Подмосковье». Он в первое мгновение не поверил своим глазам. Как она могла оказаться здесь? Это было похоже на сказку. Ведь, насколько он помнил, военных у неё в семье не было, да и жила она слишком далеко, чтобы вот так, запросто, приехать к кому-то в гости.
Он подбежал к ней, остановился, глядя на неё восторженно и радостно, и проговорил:
– Неужели это ты? Боже мой! Неужели это ты?
Ирина не сразу оправилась от удивления. Она в оцепенении стояла перед Синеусовым, не зная, что сказать.
– Как ты здесь оказалась? – спросил Синеусов и, не дожидаясь ответа, прибавил всё тем же восторженным тоном: – Я очень рад, что снова вижу тебя. Я не знал, где тебя искать.
– А затем вам вообще нужно видеть меня? – сухо спросила Ирина, перейдя на «вы».