Непокоренные: Избранные произведения
Шрифт:
Он вдруг с силой обнимает ее за плечи.
— Эх, Галя! Как мы славно жить с тобой будем! Так хорошо жить будем! Так хорошо! — Он обернулся к бойцам и махнул рукой: — Давай, ребята!
Вскочили на ноги бойцы.
Первая группа подошла к окну. Среди них Петя со знаменем.
На секунду оглянулись они на товарищей. Молча посмотрели. Молча, взглядом, попрощались. Кто-то приветственно и прощально рукой махнул…
…И выпрыгнули из окна на площадь.
И словно ждали этого жерла батарей, минометов, орудий…
Загрохотало небо. Застонала площадь под снарядами.
Посыпалась штукатурка в подвале.
— Давай! — крикнул Вася, и вторая группа солдат бросилась к окну.
Как парашютисты перед прыжком, замерли они у окна на секунду, перевели дух и — прыгнули.
И новая партия, ставшая на их место у окна, тревожно смотрела вслед.
— Убит? Нет, подняли, бежит. А этот упал. Готов, бедняга.
— Давай! — крикнул Вася, и люди без колебания бросились из окна.
Гремит музыка боя.
Самая яростная за всю войну.
— Хорошо жить будем, Галя! — крикнул Вася и с остатками батальона прыгнул через окно.
Теперь к окну подбегают Галя и Автономов. Они смотрят в окно, и им видна вся площадь и бой на ней.
— Никто, — говорит Автономов, — никто в мире не сможет понять наших людей. Так любить жизнь, как наши любят ее, и так легко, весело, без сожаления и вздоха идти на смерть только русские могут!
— Я за Васю боюсь… — прошептала Галя.
— Идти добровольно на смерть, зная, что это последний бой и завтра победа, и жизнь, и награда… Нет, это только советские люди могут!
— Как я боюсь за Васю.
— А я? — не слушая ее, размышляет корреспондент. — Почему я не могу вместе с ними? Почему я, как проклятый Пимен, всегда только соглядатай и никогда участник?
— Вы обязаны написать о них…
— И я напишу. Теперь уж я знаю, что напишу. Но сейчас… к черту! Кому нужны мои писания, когда там…
— Смотрите! — вдруг закричала Галя. — Петя, Петя упал!
Им видна через окно площадь. Видно, как бегут и ползут по площади через рвы и канавы бойцы. Видно, как над упавшим со знаменем Петей склонился солдат, взял из коченеющих рук знамя и побежал дальше.
— Его Петей звали, — пробормотал Автономов. — Не забыть, ничего не забыть!
— Ну, — говорит Галя. — Теперь и мне пора. — Она смотрит на корреспондента, торопливо шепчет: — Если что случится… скажите Васе: его одного… на всю жизнь… — Она вдруг порывисто целует Автономова и прыгает через окно.
— Я скажу, Галя! — кричит он вслед. И уже себе: — И поцелуй передам. Он ведь не мне. Ему. А я? Я только поверенный чужих дел, чужих страстей, свидетель чужих подвигов. Но я напишу о вас, друзья, вы не сомневайтесь!..
И он продолжает смотреть через окно на площадь.
А на площади кипит бой.
На руках вытаскивают артиллеристы орудия и бесстрашно бьют прямой наводкой по рейхстагу. Вокруг них дым и стон, падают снаряды, а они невозмутимо бьют да бьют.
Какой-то неукротимый танк — № 122 на его башне — выкатился прямо против рейхстага и бьет, бьет. Все горит вокруг него, но он не прекращает огня.
Бегут по площади бойцы на штурм рейхстага.
И многие, не добежав, падают.
В правой руке — винтовка, в левой намертво зажат красный флажок.
— Они не дошли… не водрузили знамя над куполом, — бормочет Автономов, — но это они… мертвые… своими телами проложили дорогу живым… и знамени… Я должен знать их имена!
К окну подходит начальник штаба батальона Ширяев. Он стоит рядом с корреспондентом.
— Отчего вы без блокнота? — спрашивает он. — Почему не записываете?
— Я не буду ничего записывать! — сердито отвечает Автономов. — Я этого не забуду никогда!
Видна площадь перед рейхстагом.
Вот уже близки к рейхстагу передние, самые смелые, самые лихие воины.
Впереди всех, со знаменем в руках, бежит молодой парень.
— Кто это? — спрашивает Автономов.
— Это Пятницкий. Комсомолец.
Пятницкий подбегает к рейхстагу и вдруг, широко раскинув руки, падает.
Он падает у самой первой ступеньки лестницы, ведущей в рейхстаг.
Судорожным движением он рвется вперед — и умирает на первой ступеньке. Знамя лежит рядом с ним.
— Его Пятницким звали, — говорит Автономов. — Я не забуду.
А бой кипит…
И знамя из мертвых рук переходит в руки живых.
Вот оно уже на третьей ступеньке лестницы…
Его хорошо видно и Автономову и всем на площади.
Вот оно уже над железною решеткою у окна полуподвала.
Вот оно врывается в здание вместе с бойцами…
И вот оно вздымается над рейхстагом… не над куполом, — до купола далеко, не доберешься, — весь рейхстаг теперь под огнем немецкой артиллерии, — но над фронтоном первого этажа есть скульптурная группа: женщина с короной в колеснице. И в корону этой женщины грузин Кантария и русский Егоров втыкают древко знамени.
Это видно Васе из его КП в рейхстаге.
И он кричит в трубку:
— Тут какая-то принцесса Турандот. Что? Не знаю. Турандот. Да. Ну, мы ей в корону знамя и воткнули. Всем видно? — И он хохочет.
Это было 30 апреля 1945 года в сумерки.
Развевается знамя.
Горит рейхстаг.
…Дым в рейхстаге…
Сквозь этот дым с трудом пробирается Автономов.
В его руках нет блокнота и нет оружия.
Вокруг него дым, выстрелы, стоны, хрипы.
Каменный Вильгельм в передней зале весь побит осколками.