Непокорённый

Скобцов Владимир Леонидович

Осень на взморье

Темнокрыла и легка Ночь накрыла облака. Белых рук твоих крыла  Мне за плечи завела. Непривязанный к земле, Мой корабль летит во мгле, А на мачте черный стяг. Почему бы и не так? Берег спрятался во мрак,  Только звезды, да маяк Освещают с высоты Мной сожженные мосты. А в глазах твоих видна Золочёная луна, Ночь в глазах твоих нежна, Я гляжу - не вижу дна. Я шепчу - не слышу слов. Без тебя не вижу снов,  Я кричу и крик немой Тает чайкой за кормой. И всё дальше от земли Наших судеб корабли, Только неба черный флаг, И луны мятежный знак. Ночь

пройдёт, падёт роса, Мы покинем небеса, Скроет утренний туман Птиц последний караван.  Замыкает осень круг, Веет холодком разлук, Жизнь, прожитая не так Поднимает белый флаг.

Налейте-ка лучше вина...

Когда от невзгод круговерти, Печальная плачет струна,  Не верьте, не верьте, не верьте,  Налейте-ка лучше вина.  Пока на невидимой флейте  Играет девчонка Весна,  Налейте, налейте, налейте  И пейте,и пейте до дна.  Пока силы есть, не жалейте  Души золотого вина,  Налейте, налейте, налейте -  Смотрите, как чаша полна!  Пока на немыслимой флейте  Нам Лето играет фокстрот,  Налейте, налейте, налейте  И пейте себе без забот.  Пока на чуднОй киноленте Снимается наше кино,  Налейте, налейте, налейте,  Чтоб не было скучным оно. Когда ж на серебряной флейте  Сыграют осенний этюд,  Обычного виски налейте  И пейте его без причуд.

Мы ждём прихода декабря...

Мы ждём прихода декабря — И листьев жёлтые страницы, И строчка птичьей вереницы В тетради синей ноября. И я прошу: Господь, прости,  Что жизнь прожита, как попало,  Но осень — времени так мало,  Ты душу к дому отпусти. Там ждут меня, не гасят свет, Там наши тени у порога, И той, которая от Бога, В ночь уходящий силуэт. Верни её, Господь, верни —  Любовь, с которой я расстался  Ту, чьей молитвой жить остался - Храни её, Господь, храни. Поднимет осень якоря. Не нам решать, когда расстаться, Кому уплыть, кому остаться И ждать прихода декабря. Когда зима придёт ко мне,  Лицом уткнусь в твои я руки.  Избавь, Господь, нас от разлуки  В небесной этой стороне.

Ключ

Как только ночь задёрнет шторы вновь,  Всё затихает, на перрон вокзальный  В заветный час приходит поезд дальний И в город возвращается любовь.  Она по старым адресам всё бродит. Горят всё те же окна в темноте, Но наши адреса давно не те И к телефонам всё не те подходят, И трубку поднимают всё не те.  Я дверь держал распахнутой судьбе, Но приходили то беда, то ссоры. Друзья бывали. Чаще были воры. Я дом закрыл и отдал ключ тебе.  Чтоб ты явилась, каблучком стуча, Чтоб ночь была, свеча и два бокала... Но ты, как видно, ключ тот потеряла, И не найти второго нам ключа.

Ну, что ж, прощай...

Ну что ж, прощай. Нас ждут уже дела,  Пора идти, да ноги непослушны.  Как трудно наши бренные тела  Уносят наши раненые души. И пред бедой склонилась голова,  И холодно, и смолкли пересуды,  И сказаны последние слова,  Мы пьем чаёк из склеенной посуды. Так значит, снова жить в пустых домах,  Среди чужих отыскивая близких,  И веселиться на чужих пирах,  И уходить оттуда по-английски. И вновь брести сквозь стужу и ветра,  Хранить письмо в потрёпанном конверте,  Сидеть в дыму табачном до утра,  Отыгрывая жизнь свою у смерти. Войдя в квартиру, полную тоски,  Свет не включать и не снимать одежду,  Бежать на телефонные звонки,  Цепляясь за последнюю надежду, Искать несуществующий покой,  Идти вперёд под знаменем измены,  С гитарой, где навек разлажен строй  И струны словно порванные вены.

Январский романс

Луна качалась, как фонарь  У пьяного трактира,  Любви сопутствовал январь  Ключами от квартиры.  У батареи под окном, Стараясь пить красиво, Мы грелись импортным вином Одесского разлива.  Хрипел магнитофон "Дніпро"  Зеленоглазым зверем,  Вы были Мерилин Монро,  Я был Хемингуэем.  Звонил весь вечер телефон, И мы не отвечали, И то, что все пройдёт, как сон, Тогда ещё не знали.  Потом меж шторами в окно  Всю ночь луна светила  На

иностранное вино  И джинсы фирмы "Рила".  И был не в силах небосвод От страсти уберечь нас. Который час был, месяц, год?  По-видимому, вечность.

Эпистолярный романс

Я к вам пишу, мой друг, в который раз.  Опять зима сменяется весною,  Который год уже вы не со мною,  А я, мой друг, забыть не в силах вас. Все тот же сон меня уносит в даль,  Где нас вдвоем я вижу вновь так ясно  И верю в то, что это не напрасно,  И что воздастся радость за печаль. Так, не сумев разлуки пережить,  В Россию птицы прилетают с юга,  Они прожить не могут друг без друга.  Мой милый друг, как мне без вас прожить? Я вас зову во сне и наяву,  Пусть нас судьба, как ветер, разбросала, На жизнь еще надежда не пропала,  Что я вас вновь своею назову. Свою беду пытаясь позабыть,  В краях чужих напрасно я скитался,  Вас позабыть напрасно я пытался.  Мой милый друг, мне вас не разлюбить. Вас не вернуть, я знаю это сам  И лишь душа с разлукой не смирилась, Она еще любить не разучилась.  И слава Богу, и спасибо вам.

Я заплачу за всё сполна...

Ещё один, последний такт Скрипач сыграет и уйдет. И, извинясь, официант С улыбкой мне предъявит счёт.  Всё, что хотел ты получить: Еду, вино и сигареты - За всё приходится платить,  Да если б только лишь монетой. Я заплачу за всё сполна, За все, что выпил и что съел, За то, что пьян был без вина, За то, что жил, за то, что пел. В кармане мелочью звеня,  По тишине ночной пройдусь.  Туда, где ждут уже меня,  Да я никак не соберусь. И веселюсь в раю земном,  Покуда деньги есть ещё  И кто-то там, в краю ином  За все предъявит крупный счёт. Я заплачу за всё сполна,  За всё, что выпил и что съел,  За то, что пьян был без вина,  За то, что жил, за то, что пел. В кармане мелочью звеня,  По тишине ночной пройдусь.  Туда, где ждут уже меня,  Да я никак не соберусь.

З. Зонги к Мастеру и Маргарите

Зонги к Мастеру и Маргарите. I

НИКОГДА НЕ РАЗГОВАРИВАЙТЕ С НЕИЗВЕСТНЫМИ

Человек предполагает, Что судьбу себе слагает, И с Всевышним спорит зря - Не та личность у руля. Ничего и ни с чего Не бывает у него, Скажем, в отпуск вы собрались, А выходит, зря старались. Остаётесь, вот беда, Вы в Москве и навсегда. И не бойтесь сгоряча  Вы шального кирпича, Им вам в голову не врежут, Вашу голову отрежут, В общем, смерть под кирпичом Не грозит вам нипочём. И встревожен человек, Ибо сложен его век. Человек в потёмках рыщет, Правду жизни в жизни ищет, А постигнув жизнь вполне, Ищет истину в вине. Царство истины внутри, Не скажи врачу, смотри! Те, кто скорбны головой, Это знают, Боже мой! Как безумен человек, Как бездумен его век. Человек так полагает, Что судьбу себе слагает. И летит, как мотылёк, На коварный огонёк. Человек предполагает, Тот же, кто располагает, Лишь смеётся над людьми. Прямо скажем, чёрт возьми! И летален человек, И фатален его век.

Зонги к Мастеру и Маргарите. II

ПОНТИЙ ПИЛАТ

В белом плаще с кровавым подбоем  Понтий Пилат, золотое копьё,  Близится туча, пришедшая с моря,  И над Голгофой кружит вороньё. Вы, прокуратор, опутаны ложью,  Раб ваш доносчик, а друг фарисей,  Вас тянет в Рим, но в Риме всё то же,  Хоть, безусловно, мираж там милей. Истина в том, что сейчас очень жарко,  И голова нестерпимо болит,  и утешение — ваша овчарка,  и наказанье пред вами стоит. Вас раздражает философ упрямый.  Кентурион, объясните ему,  Что наша жизнь нынче кнут, завтра - пряник,  Пряники реже, увы, чаще кнут. Что же он делает, этот несчастный?  Эй, за зубами язык придержи!  Инакомыслящий вора опасней  В мире, где правда опаснее лжи. В общем, он прав, несомненно, но в общем,  В частном ошибся, чего там таить.  Нам сперва ближнего надо прикончить,  Чтобы, покаясь, затем возлюбить. Первое сделано. Руки умыты.  Вот уже крестятся, локти грызут.  Боже, не верь! Лживы наши молитвы,  Не воскресай - тебя снова убьют.