Неполная и окончательная история классической музыки
Шрифт:
Мне и прежде доводилось пользоваться гостеприимством нашего правительства, тем более что я всегда находил еженедельные собрания в «Maison de Travail» [*] не лишенными приятности. На сей раз я оказался стоящим в очереди прямо за прославленным бонвиваном, краснобаем и денди мистером Красавчиком Нэшем. В какую-то из минут, когда его правая щека свела далеко не мимолетное знакомство с моим плечом, мне показалось, что прошедшей ночью он «по-виванил» несколько слишком «бон-но». Когда настал его черед поведать о том, какую пользу способен он принести правительству, я, пробудив его от дремоты, напомнил ему, что пора исполнить свою роль. Сославшись на приступ подагры, способный сделать поступь его менее твердой, нежели обычно, он попросил проводить его к столу чиновного мужа. Я с удовольствием помог ему, что и позволило мне стать свидетелем примерно такой беседы:
— Имя?
— Нэш, Красавчик.
— Род занятий?
— Денди.
— Виноват?
— Я сказал — денди.
— Денди?
— Да, сэр, денди. Я — денди. Я… я… я дендирую. И довольно часто. А теперь, добрый человек, прошу вас, скажите… я желал бы ходатайствовать о препоручении мне трудов и деяний, кои позволят, при дальнейшем их исполнении, претендовать на умеренные денежные — кое-кто мог бы назвать их финансовыми — достатки. Что вы на это ответите?
Представитель доброго короля Георга воззрился на Нэша в явственном замешательстве.
— Чего-чего? — переспросил он.
Нэш, смерив его взглядом, презрительно фыркнул и ответил:
— Работу давай!
*
Работный дом (франц.). (Примеч. переводчика).
Прекрасное место. Как нам все-таки повезло — получить в свое распоряжение столь превосходное свидетельство о тех далеких временах. Благодарение небесам, удостоившим меня таких предков, — вот и все, что я могу сказать.
Но возвратимся в 1762 год. Что у нас там со спортом? Ну-с, спорт, по всему судя, процветает. В Сент-Андрусе основан гольф-клуб, «Жокей-клуб» тоже уже работает, а помимо того кто-то даже взял на себя, хвала небесам, труд составить правила игры в вист. Что касается иных сфер человеческой деятельности — начали работать две важные фабрики, а именно первая в мире фарфоровая и первая в мире шоколадная. Одна из них, понятное дело, намного важнее другой. Говоря же о событиях в большей мере «мировых», можно отметить, что Георг II уже умер и теперь мы имеем Георга III. В Америке затеялось некое брожение, все вдруг заговорили о независимости, и, чтобы уж ничего не упустить, мы к настоящему времени отмотали шесть лет Семилетней войны. Более-менее все, по-моему. Хотя нет… кто-то еще додумался до губной гармоники. Сволочь безмозглая.
Если же говорить о музыке, то в ней произошел определенный сдвиг. Сместился центр музыкальной вселенной. До сей поры он находился в Италии, куда попал из Голландии с Фландрией, а теперь переехал снова — в Вену, благодаря, в частности, Габсбургам, всесильному семейству, поставляющему ныне императоров Священной Римской империи. Гендель уже скончался, ровно три года назад, и мир лишился последнего из великих поборников искусства барокко. Классическая музыка, какой мы ее знаем, укрепляет свои позиции — главным образом потому, что практически все барочные композиторы перемерли. В такой вот обстановке человек, обладавший не лишенным забавности средним именем — Глюк, — и надумал сочинить новую оперу.
Так вот, если помнить о том, что многие считали оперу уже отжившей свой век, шаг, сделанный Глюком, представляется довольно рискованным. Правда, не самому Глюку. Если честно, Глюк имел перед другими одно преимущество: он много колесил по свету. Заезжал то туда, то сюда, увидит где-нибудь идею и прикарманит, услышит новый стиль — прикарманит и стиль. Кроме того, он женился на дочери одного из богатейших банкиров Вены — по любви, как вы понимаете, — и потому мог позволить себе побездельничать и посочинять на досуге то, что ему нравилось. А что ему нравилось? А нравился ему реализм. Он хотел, чтобы в музыке было побольше реализма — меньше «музыки для музыки» и больше «вот тут музыка должна звучать подобно тому-то и тому-то» или «эта часть произведения должна имитировать то-то и то-то». Глюк уже опробовал этот подход на балете, в основе которого — мольеровский «Дон Жуан», и ему, в общем, понравилось. Вот он и решил проделать то же самое снова, на сей раз в опере.
Либретто он заказал приятелю, ведавшему местной лотереей [] , и… словом, как тогда выражались, рука руку моет. Глюк выиграл. Публика ничего подобного прежде не видела. На сцене появились настоящие люди, настоящая правда. Да и звучало это сочинение намного драматичнее всего, что когда-либо слышала публика, — главным образом потому, что Глюк, используя оркестр, опробовал, если угодно, новые звуковые эффекты. Публике казалось, будто она и вправду слышит в музыке гром, ощущает ярость фурий и едва ли не видит красоту Элизиума. Неужели опера снова сможет обрести популярность? Да, Глюк с его не лишенным забавности средним именем как раз так и думал. И что же представляло собой произведение, столь изменившее отношение к опере? Ну-с, поверите ли? — оно представляло собой переработку истории, которая еще в 1607 году легла в основу первого, по сути, оперного хита. Истории Орфея и Эвридики.
Отсюда и прославленная ныне теноровая любовная ария «Им мог быть ты!». (Примеч. автора).
«Орфей и Эвридика» — Глюк. «La Favola d’Orfeo» [*] — Монтеверди. «Orph'ee aux Enfers» [*] — Оффенбах. И даже «Orpheus und Eurydyke» — Кшенек. Поразительно, с каким постоянством перерабатывалась эта история. В оперные либретто она попадала гораздо чаще других и по меньшей мере в двух случаях оказывалась на переднем крае музыкальных новаций. Поэтому нисколько не удивляешься, узнав, что история эта рассказывает — о ком бы вы думали? — об «изобретателе музыки», Орфее, который выводит свою возлюбленную Эвридику из Аида — и лишь затем, чтобы вновь утратить ее в миг воссоединения. Интересно, что Глюк приделал к этой истории счастливый конец — появляется Амур, возвращающий Эвридику к жизни, — совсем не то что у Монтеверди, там Орфей теряет Эвридику, но зато Аполлон — в виде компенсации — помещает его среди звезд. Классическая история, давшая, самое малое, три классические оперы, каждая из которых хороша по-своему. Ну ладно, раз уж разговор зашел об изобретателе музыки, давайте присядем и подведем кой-какие итоги.
*
«Сказание об Орфее» (итал.). (Примеч. переводчика).
*
«Орфей в аду» (франц.). (Примеч. переводчика).
Бах уже получил место, которого ожидал в самом конце, — капельмейстера в оркестре Святого Духа — и теперь исполняет эту должность на пару с Генделем. Сколько я понимаю, Большой Георг более чем готов довольствоваться тем, что сидит на репетициях в зале, закусывая жареными цыплятами, — поесть наш Гендель любил всегда. Что же до тех, кто пришел этим двоим на смену, то Гайдн еще только начинает создавать себе имя [] , а Глюк создает таковое для оперы. Но что же можно сказать о самом времени? Какой там нынче год? 1763-й! И что происходит?
Зная Гайдна, нисколько не удивлюсь, если для создания имени он прибегнет к макраме… человеком шибко интересным его никак не назовешь. Разумеется, я вам этого не говорил, идет? (Примеч. автора).
1763– й — генералы Семилетней войны покивали боковому судье, и тот, поскольку дополнительное время назначено не было, дал свисток, впоследствии названный «Парижским миром». У нас в Англии уже имеется Питт Старший, а вот только что мы получили еще и Питта Младшего [*] , хотя последним, кто попал в сводку новостей, оказался совсем другой Пит — пони. В 1763-м этих бедных животных впервые начали использовать в шахтах.
Путешествующему музыканту Чарлзу Бёрни [] , в сравнении с которым и Тур Хейердал выглядит лежебокой, уже исполнилось тридцать семь. Во Франции Рамо осталось прожить всего один год. В Австрии Моцарт дожил до семи — и несомненно уже подумывает о том, чтобы уйти на покой. Следует помнить, что Моцарту года начисляются примерно так же, как собаке, и, стало быть, его «семь» — это примерно то же, что двадцать один простого смертного. Вот он и спешит зашибить деньгу, гоняя по всей Европе с концертами — из опасения, что музыка того и гляди выйдет из моды.
*
Уильям Питт Старший (1708–1778) — британский политик, много сделавший для того, чтобы Британия стала колониальной державой, в немалой мере способствовал Семилетней войне, в которой Британия захватила большую часть французских колоний в Индии и Америке; его сын Уильям Питт Младший (1759–1806) — премьер-министр Великобритании в 1783–1801 и 1804–1806 гг. (Примеч. переводчика).
Чарлз Бёрни был на самом деле врачом из Шрусбери. Много поездив по Европе, он описал свои музыкальные впечатления в книге «История музыки». Умение оказываться «в нужное время в нужном месте» обратило рядового во всех иных отношениях врача и музыканта-любителя в человека, имя которого обязан знать всякий, кто питает более чем преходящий интерес к музыке того времени. (Примеч. автора).
Что до прочего, то — как говаривают в довольно странных местах, в которые без хорошего блата не попадешь, — «Бах умер, да здравствует Бах!». Хорошо-хорошо, на самом деле никто этого не говорил. Я все выдумал. Я, собственно, хотел сказать вот что: «баховский» Бах — Иоганн Себастьян, великий, — уже умер. Однако парочка Бахов еще кружит по свету, поддерживая, так сказать, марку фирмы. Скажем, в Англии подвизается ИК Бах, известный, если быть точным, под довольно неожиданным прозвищем: «английский» Бах, а в Германии наличествует Карл Филипп Эмануэль, КФЭ Бах, известный как… ну, в общем, он и известен как КФЭ Бах. Говорят, что «английский» Бах заехал однажды в Лондон и до того ему там понравилось, что он взял да и остался. Подружился с Гейнсборо, начал мелькать на шикарных приемах и все такое. Раз уж я о нем заговорил, позвольте предложить вам полный список Бахов:
ИС Бах— папаша Бах.
ИК Бах— «английский» Бах (младший сын вышеназванного).
КФЭ Бах— Бах без прозвания (второй сын вышеназванного).
ОРЗ Бах— «сморкающийся» Бах.
ВДВ Бах— «отчаянный» Бах.
ЖЭК Бах— Бах «света не будет».
ГАИ Бах— Бах «здесь стоянка запрещена».
ФАПСИ Бах— Бах «я вас внимательно слушаю».