Непотопляемый
Шрифт:
— Верно, — кивнул Михаил. — Нам важно было схватить за руку начальника поста Кругликова, оперативники, прознавшие о том, что через «Казимовский» в Москву прибыла контрабандная партия мобильных телефонов, караулили эту партию и передачу денег от владельца фирмы, забиравшего ее, — сотруднику таможенного поста… Вмешаться мы, как уже было сказано, не успели, этих двоих оперативники СБ взяли с поличными и, как положено, вызвали представителя Горпрокуратуры… Единственное, о чем мы сумели побеспокоиться, — чтобы им стал Николай Познеев. Ему мы доверяли целиком и полностью и могли открыть карты…
— Чтобы
— Именно, — подтвердил Анисимов. — Но дело не только в этом…
— Вероятно, в том, что только с Николаем Петровичем Познеевым вы могли договориться о сроках возбуждения дела? — усмехнулся Турецкий.
— Так оно и есть… Нам необходимо было какое-то время, чтобы осуществить по меньшей мере одно собственное оперативное мероприятие. Есть и еще одна тонкость: при данном условии тормозить процесс дознания мы все-таки не могли, не были в этом заинтересованы, понимаете?.. И Николай, фактически неофициально, провел с этими типами, схваченными за руку, несколько допросов… Я, кажется, забыл упомянуть, кто именно попал в руки оперативников. Взяткодатель — владелец не одной, а целой сети фирм, торгующих мобильными телефонами, Арциховский Арнольд Адольфович… Как понимаете, ему есть что терять. Сотрудник таможенного поста, получивший миллион, что называется, налом из рук в руки, — заместитель Кругликова — Марусин Олег Маркович. Соответственно, на допросах вели и ведут себя диаметрально противоположным образом…
— Могу я узнать, — мягко поинтересовался Александр Борисович, — какого рода оперативное мероприятие вас «затормозило»?..
Полковник немного помолчал, глядя в сторону, потом слегка пожал плечами:
— Ну… думаю, да, особого секрета тут нет… Вы ведь тоже используете в своей работе «подсадных уток»?
— Ясно, — слегка улыбнулся Турецкий. — Подсадили в камеры к этим типам агентов… И как?
— Пока — ничего нового, — нахмурился Михаил. — Я уже говорил, что Арциховский сразу же, причем весьма инициативно, начал давать показания. Утверждает, что, по его сведениям, большая часть денег отправляется в карман Кругликова — правда, утверждает он это совершенно бездоказательно, против Виталия-свет-Евгеньевича ни единой улики, зато звонок от Митарова «кому следует» уже был…
— Значит, «молчун» — Марусин… — задумчиво произнес Александр Борисович. — Если бы и он дал показания против своего начальника, дело, как я понимаю, сдвинулось бы с места… Уж у него-то наверняка доказательства причастности Кругликова к их делишкам есть. А возможно, и против Митарова кое-что имеется… Верно?
— Да, ваша точка зрения с нашей полностью совпадает… Но вас, Александр Борисовичу, пожалуй, все-таки сумею, с одной стороны, удивить, с другой, возможно, и помочь. Есть два момента…
— Да?
— Знаете, кто адвокат молчуна Марусина?
— Не может быть… — пробормотал Турецкий.
— Борис Николаевич Шахмин. Как видите, еще как может!
— Та-а-ак… — У Турецкого был вид кота, только что отведавшего сметаны. — А второй момент?
— Это связано с допросами подозреваемых, которые успел провести Коля… Вообще-то для него это не характерно, но, допрашивая Марусина, Николай, можно сказать, сорвался…
— Каким
— Видите ли, этот тип вел себя в процессе дознания не просто молчаливо: он вел себя крайне нагло! Мы еще в этой связи сделали вывод, что господин он весьма осведомленный. Иначе не был бы так уверен в собственной безнаказанности… В общем, он, да еще совершенно непозволительным тоном, заявил Николаю, что готов съесть собственную шляпу, если через пару недель тот его собственноручно, да еще и с извинениями, не препроводит из Лефортово на свободу… И будет долго благодарить Бога, если при этом усидит на своем стуле…
— Ни черта себе! — не выдержал Турецкий.
Полковник вздохнул и продолжил:
— Там и еще были подобные детали, прочтете сами, они есть в деле… Зная Николая, лично я ничуть не удивился тому, что произошло следом. Познеев сгреб этого подонка за грудки, оказавшись с ним нос к носу, и поклялся, что, даже если ему придется положить на это всю оставшуюся жизнь, и сам Марусин, и его начальничек, и, как он выразился, «ваш министерский шеф» получат на полную катушку, в том числе и за свои прошлые делишки…
— О господи, — на этот раз Александр Борисович невольно апеллировал к наивысшей инстанции. — Вы хотите сказать, что Познеев продемонстрировал Марусину свою осведомленность в том, что… Словом, что ему известно куда больше, чем тот думает… Известно, надо полагать, от вас?..
Полковник кивнул.
— Когда состоялся этот допрос?
Анисимов, прежде чем ответить, внимательно посмотрел на Турецкого, затем кивнул:
— За пять дней до гибели Николая…
…— Эдна Дитриховна… Редкое у вас имя! — Олег Гнедич улыбнулся одной из своих самых обаятельных улыбок и внимательно посмотрел на женщину, сидевшую напротив него за старомодным круглым столом: он и не подозревал, что эти образцы мебельной индустрии далеких пятидесятых все еще кое-где в ходу.
Жена беглого капитана Вячеслава Олеговича Грабкина была красивой женщиной… на определенный вкус. С точки зрения Гнедича, ее внешности недоставало тепла и красок: натуральная блондинка с правильными чертами холодного лица, где серые глаза напоминают льдинки… Фигурка, правда, насколько он успел заметить, отличная, несмотря на наличие в семье двоих детей — восьми и пяти лет.
— Если хотите курить — курите, — сухо сказала женщина, пододвигая на середину стола пепельницу, и закурила сама, вынув сигарету из пачки лежавшего тут же «Парламента», не дожидаясь, когда Олег щелкнет зажигалкой. — А имя у меня не столь уж и редкое, если учесть, что я из поволжских немцев. С Вячеславом мы встретились и познакомились в свое время в Астрахани, во время его командировки туда.
И тут же, без всякого перехода, добавила:
— Спрашивайте. Вы ведь для этого пришли?
Гнедичу не оставалось ничего другого, как последовать ее совету и извлечь из своего портфеля бланки протоколов…
— Вы в курсе, что ваш супруг совершил побег из-под стражи во время этапирования? — поинтересовался он после того, как «шапка» документа была заполнена. И внимательно уставился на Эдну Дитриховну. Исключительно для того, чтобы убедиться: на лице Грабкиной не дрогнул ни один мускул — владела она собой очень хорошо.