Непотопляемый
Шрифт:
Потом Борис Николаевич открыл глаза и наконец понял… И поначалу не поверил тому, что увидел: со стороны леса в их сторону по тропинке, действительно завершавшейся прогалиной и полянкой, мчались сразу двое мужчин в спецназовском облачении.
— У меня нет оружия… — тихо прошептал Шахмин, но один из спецназовцев, как раз достигший Шахмина, оттолкнул его с дороги, и адвокат, крутанувшись на месте, упал то ли в снег, то ли в какие-то колючие кусты, сломав своей тяжестью ветки. И лишь тогда увидел уже завершающийся этап взятия «доброго водилы», угостившего его «отличной водярой».
Зеленина, дравшегося, несмотря
— Осторожно, Борис Николаевич, не трогайте, пальчики смажете… — Из темноты выступил высокий, слегка растрепанный, но все равно симпатичный брюнет.
А Шахмин обнаружил, что тянет руку к валяющемуся рядом с ним, в темном месиве снега и грязи, ножу-финке… И медленно отвел руку, но взгляд отвести от жуткого лезвия, только чудом не вонзившегося в его тело, еще какое-то время не мог. Как не мог заставить себя подняться на ноги, хотя брюнет протягивал ему руку…
— Володя, ножичек! — сказал кому-то тот, и этот самый Володя, вынырнувший вслед за брюнетом из темноты, тут же склонился над финкой, что-то сделал, и страшное оружие исчезло с глаз Боба.
— Валера, — произнес глуховатый голос второго, — вы с Олегом забирайте этого… И поезжайте, я еще тут побуду… С тем (кажется, он кивнул в сторону, где по-прежнему, уже неподвижно, лежал водила-убийца) ребята разберутся… С ними и приеду.
— Давай, — отозвался Валера и наклонился к Шахмину, сам взял его за руку и настойчиво потянул на себя, вынуждая встать на ноги.
— Ну-ну, — сказал он голосом, каким обычно успокаивают перепуганных детишек. — Не надо так волноваться, Борис Николаевич! Как видите, вы живы, а это главное… А негодяи, как в хорошей сказке, непременно поплатятся… С вашей, надеюсь, помощью!.. Давайте знакомиться: старший следователь Генпрокуратуры Валерий Померанцев!..
21
Человек, заглянувший в лицо смерти, хотя бы раз в жизни ощутивший на себе ледяной взгляд ее пустых глазниц, меняется мгновенно и необратимо. Меняется каждый по-своему, в зависимости от характера и натуры, но прежним он уже не бывает никогда… До сих пор Борис Николаевич Шахмин знал это, можно сказать, теоретически. Теперь же печальное знание пришло к нему в полной мере.
А само осознание — не там, в темном и страшном лесу, а в момент, когда милицейская «десятка», на заднем сиденье которой он безмолвно сидел между Померанцевым и Гнедичем, выбралась на трассу и адвокат увидел ожидавшую их реанимационную машину…
«Десятка» притормозила, а затем и вовсе остановилась возле нее, и оттуда навстречу выскочившему наружу Померанцеву выглянул человек в белом халате, вопросительно уставившийся на Валерия.
— Все обошлось без ранений, но у него, по-моему, шок, — произнес следователь.
— Еще бы!.. — на ходу буркнул доктор, направляясь к их машине. В руках у врача был небольшой металлический чемоданчик. Через секунду он уже сидел в салоне «десятки», помогая адвокату снять пальто и закатывая рукав его пиджака и рубашки. Шахмин покорно подставил врачу руку, хотя уколов, как это ни смешно, всю жизнь боялся до одури… Судя по всему — следователь тоже, поскольку все время,
Неизвестно — то ли укол помог, то ли шок отступил сам по себе (в лекарства Борис Николаевич не очень-то верил), но к тому моменту как «десятка» и следовавшая за ней реанимационная машина достигли окружной, к Шахмину наконец вернулась способность мыслить более-менее ясно и четко. А вместе с ней понимание — он надеялся, что понимание полное и точное, — всей ситуации, в которой он сейчас находился. Нет никаких сомнений — везут его сейчас на допрос.
И прежде чем он окажется в кабинете этого легендарного Турецкого, необходимо решить раз и навсегда, что именно он будет там говорить… Мысль о том, что в любом случае, а может быть, даже в лучшем случае ближайшие годы ему придется провести на шконке, [3] еще пару часов назад способная ввергнуть Шахминав отчаяние, теперь вовсе его не пугала… Кто-кто, а он понимал, что вряд ли выживет даже в заключении, если Каток не отменит своего страшного решения казнить провинившегося, теперь уже точно бывшего дружка…
3
Шконка — откидная спальная полка в тюремной камере.
Ну а в то, что отменит, верил Шахмин плохо, то есть почти не верил. Но один-единственный шанс из тысячи у него все-таки имелся. А это означало, что он его использует, даже если в итоге получит несколько лишних лет лишения свободы…
А еще это означало, что господину Непотопляемому пришел-таки конец, даже если его ставшие легендой связи придут этому подонку на помощь по полной программе. Борис Николаевич Шахмин к тому моменту, как «десятка» достигла здания Генпрокуратуры, твердо решил не только рассказать правду о гибели Познеева, но и по возможности свалить на Кругликова остальное, сведя собственную роль к минимуму…
Александр Борисович Турецкий предпочел бы вести первый допрос Шахмина наедине с ним. Но, увы, сие от него никак не зависело: его непосредственный начальник и давний друг Константин Дмитриевич Меркулов, Слава Грязнов, Галочка Романова, приготовившаяся вести протокол, наконец, руководитель опергруппы Управления по экономическим преступлениям ФСБ полковник Анисимов…
Турецкий уже и не помнил, когда в его кабинете, да еще на допросе подозреваемого, собиралось столько официальных лиц…
Он посмотрел на только что появившегося перед ним смертельно бледного адвоката и невольно испытал к нему нечто, отдаленно напоминавшее сочувствие: под таким давлением вряд ли Боб сумеет ускользнуть от ответа хотя бы на один, самый мелкий вопрос — особенно с учетом только что пережитого им ужаса.
Сейчас, во всяком случае, Шахмин ничем не напоминал того нагловатого, самоуверенного лгуна, каким запомнился Турецкому в их последнюю, она же была первая, встречу. Дело было не в помятой и перепачканной одежде и не только в бледности: круглое лицо Бориса Николаевича в считанные часы осунулось, глаза потускнели, и выглядел он по меньшей мере лет на десять старше своего паспортного возраста. Турецкий перехватил его ставший безразличным взгляд и начал разговор — именно разговор, а не допрос.