Неповиновение (Disobedience)
Шрифт:
В среду я пошла встретиться с Хартогом. Я показала ему свой билет, и он улыбнулся – улыбалось все его лицо, кроме глаз – и сказал, что я приняла мудрое решение. Мы направились к дому отца, и Хартог с надменным видом наблюдал, как я собирала нужные мне предметы: фотографии, бокал для кидуша, пасхальную тарелку. Под раковиной в кухне я нашла пакет и сложила все туда, укрывая от его взгляда. При выходе из дома я собралась взять пакет с собой, но он потряс головой, будто говоря с маленьким ребенком, и сказал:
– Нет-нет, Ронит. Я сопровожу тебя в аэропорт. Я прослежу, чтобы
Он снова потряс головой, чуть посмеиваясь.
Желание ударить его лицо в тот момент било ключом. Я уже видела это. Его искривленный нос, кровь, стекающая по подбородку прямо на его желтый шелковый галстук. Я видела эту картинку четко и ясно, когда он закрыл дверь и потряс своими звенящими ключами прямо перед моим лицом.
Довид и Эсти на кухне вместе мыли посуду, болтая, смеясь и в шутку стряхивая друг на друга пену. Я сидела в гостиной и пыталась читать газету. И подумала: я заберу что-то с собой. Я не уеду ни с чем.
***
Итак, на следующее утро, в четверг, я сделала что-то плохое. Довид ушел рано на собрание совета синагоги. Я помню эти собрания: папа на них ходил. Четыре часа медленного обсуждения стариками одной и той же идеи. У меня было время. У Эсти была школа днем, но не утром. Мы с ней были в доме одни, но в ней не было страха. После возвращения Довида она была более расслабленной. Оно и к лучшему – так будет проще.
Я направилась в магазин. Я понимала свои намерения. Четко знала, что ищу. Я не допускала промахов. Я почувствовала, как чувство вины прильнуло к моему лицу, словно жар, когда я попросила нужный мне предмет, и голос в моей голове сказал: «Она не для тебя».
И я сказала: «Кажется, я уже сказала тебе заткнуться. Я думала, что убила тебя шоколадным пирогом и сэндвичами с креветками».
И голос сказал: «Нет».
И я сказала: «Ладно, говори что хочешь. Я не слушаю».
«Ты поступаешь неправильно», - произнес никто и ничто.
«Ой, что ты вообще знаешь? Она лесбиянка, это любому дураку видно. Она любит женщин. Если тебя так это беспокоит, почему ты не сделал ее натуралкой?»
«Мир не так просто разделить на категории, как ты думаешь, дорогая Ронит. И ты пытаешься украсть то, чего даже не желаешь».
«Ой, что ты знаешь о желании? Это наше занятие, не твое. И что значит “украсть”? Я первой ее нашла».
«Детские игры, дорогая моя. Ты стоишь большего».
И я сказала: «Я опущусь так низко, как сама захочу, потому что я больше не должна тебя слушать. Я научилась не повиноваться».
И голос говорил что-то еще, но я не слушала.
***
Я прокралась в дом и прислушалась. Глубокая, пронзительная тишина. Я почти слышала, как мельчайшие пылинки в коридоре мягко оседают на декорацию из засушенных цветов, стопку писем, обувь, стоящую в ряд у стены. Где она может быть? Шум из кухни, звук поставленного на стол стакана. Конечно. Я повернула ручку двери. Вот и она, у раковины, смотрит из окна на сад, волосы собраны в свободный пучок, мягкие завитки на шее. Я понаблюдала за ней пару секунд. Забавно, но я и забыла,
Я подошла к ней. Поглощенная видом, она задумчиво крутила волосы вокруг пальца. Я ненадолго посмотрела на сад. День был сырым, сквозь деревья пробирался туман, к листьям прицепились капли дождя. Эсти стояла рядом со мной, была теплой и медленно дышала. Мне неожиданно захотелось обнять ее, обхватить ее талию рукой, подобрать складки ее платья и исследовать ее, как и раньше. Я медленно провела большим пальцем вдоль ее спины, от шеи до изгиба ягодиц. Она обернулась, не пораженная или испуганная, а с улыбкой. Я позволила своей руке остаться на ее талии, а в другой протянула ей свой подарок.
– Вот. Для тебя. Гортензии.
========== Глава десятая ==========
Глава десятая
Есть чрезвычайно важная заповедь - всегда быть счастливым.
Хасидская поговорка
Как это возможно - всегда быть счастливым? Разве Царь Соломон не говорит нам, что есть время, отведенное для смеха, а есть - для плача? Разве будет уместно прийти в дом скорбящего и с сияющим лицом объявить: “Будь счастлив”? Мы не должны придерживаться такого поведения. В чем тогда заключается смысл заповеди всегда быть счастливым?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо сначала понять природу человеческого счастья. Счастье - не то же самое, что и удобство; оно не обязательно скрывается в покое, роскоши и изобилии. Покой, роскошь и изобилие - не постыдные вещи, но это не счастье. В действительности, избыток комфорта может привести к слабости тела, угнетению духа и отчаянию души. Как и создавший нас Всевышний, мы стремимся к строительству. Наше счастье, по крайней мере, в этом мире, заключается в творении.
И когда мы творим, любая мимолетная боль не только незначительна, но также и радостна. Например, человек, по ошибке забредший в родильный зал, может подумать, что он очутился в камере пыток. Вся комната в крови. Женщина кричит в мучениях под присмотром дежурных. Эта сцена полна средневековой жестокости. И все же, спроси мы эту женщину в момент самой сильной боли, несчастна ли она, наши догадки не будут правдивыми. Она может быть взволнованной, уставшей, испытывать физическую боль, но несчастна ли она? Абсурд. Это счастливейший день в ее жизни, ведь нечто, созданное и построенное ей, вот-вот вырвется наружу.
Счастье - не ощущение легкости и комфорта. Счастье это более глубокое удовлетворение, которое мы получаем от творения: когда мы строим физический объект, создаем произведение искусства, воспитываем ребенка. Мы испытываем счастье, когда мы прикоснулись к миру и изменили его в соответствии с нашим желанием. Мы испытываем величайшее счастье, когда мы прикоснулись к миру и сделали его лучше в соответствии с Волей Всевышнего.
И пусть работа может приносить удовольствие, некоторый труд может быть выполнен только с усилием. Таким образом, иногда счастье пребывает там, где мы находим боль. А сильнейшие страдания часто предвещают величайший триумф.