Неповторимое. Книга 2
Шрифт:
Мы разместились в машинах и отправились в путь. Впереди на «Волге» ехали адъютант маршала с вещами и я. За нами следовал ЗИМ с маршалом и порученцем. Условились, что по пути, если потребуется, ЗИМ нам просигналит и мы остановимся. Остановок было три. Первая, — когда проехали Мурманск и въехали в Колу, здесь оканчивался Кольский залив и сюда же впадала река Кола. Маршал вышел, посмотрел на залив и задал несколько вопросов. Вторая остановка была на реке Большая Западная Лица. Здесь я подробно рассказал об оборонительных боях и о том, что этот рубеж немцы перешагнуть фактически
Наконец, добрались до Печенги. Проехали прямо к домам Военного совета. Пока порученец и адъютант заносили вещи в дом, маршал изучал окружающую местность, задавал вопросы. Время уже подходило к обеду. Мы зашли в дом, маршал снял шинель и зашел в главную комнату — гостиную, она же и кабинет. Зашли и мы — и у меня все внутри оборвалось: прямо на стене висел большой портрет Чуйкова со всеми регалиями. Он посмотрел на портрет, нахмурился, покосился на меня. В это время из столовой выскочила незнакомая мне, но боевая официантка и к маршалу:
— Василий Иванович, обед готов, стол накрыт, можно приступить к трапезе, пока все свеженькое.
Маршал помедлил, а потом, глядя на портрет, спрашивает у официантки:
— А это здесь давно висит?
У меня вспотела спина. Официантка сложила руки и, тоже глядя на портрет, говорит:
— Вы знаете, я уже даже не помню, когда появился здесь портрет. Но давно.
Я, чтобы вырваться из этой нелепой ситуации, попросил разрешения выйти, сказав, что буду в оперативной группе и что порученец (а он при этом присутствовал) может меня в любое время вызвать. Маршал разрешил.
Я быстро вышел, вытер шею и лоб и, продолжая переживать из-за этого портрета, отправился к начальнику Дома офицеров.
— Это чья работа с портретом Чуйкова? — накинулся я на свою жертву.
— Нашего художника Ивана Ивановича, он прекрасно написал…
— Я в смысле — кто вас уполномочил вывешивать портрет в доме у маршала?
— Так вы же сами, товарищ полковник, сказали, уезжая в Мурманск, чтобы я пересмотрел библиотеку и, вообще, создал в доме уют. Я все выполнил.
— Но портрет совершенно ни к чему. Вы знаете, чем это попахивает?
— Ничем это не попахивает. У нас в стране портреты членов и кандидатов в члены Политбюро, а у военных, кроме того, — членов коллегии Министерства обороны вывешивались во всех Ленинских комнатах, в спальных помещениях казарм, в клубах, на строевых плацах, в Домах офицеров. И у нас, вы знаете, есть не только портреты членов коллегии Министерства обороны, но и всех маршалов Советского Союза — целая галерея на втором этаже.
— Ну, вы же могли хоть со мной посоветоваться?
— Вас не было, а я хотел как лучше.
В общем, «разгромить» мне начальника Дома офицеров не удалось. Но когда я пошел на обед и навел справки в отношении официантки — откуда она взялась, то наш начальник военторга доложил, что вчера вечером привезли двух поваров и двух официанток из Ленинграда. Сказали, что они давно Чуйкова обслуживают и он к ним привык, и попросили разместить
— Да маршал впервые ее видел, так же, как и я, и вопросы ей задавал как местному работнику!
Этого мне никто объяснить не мог, но то, что, кажется, на этот раз пронесло и первый день в основном прошел «без больших потерь», принесло облегчение.
Маршал встретился со штабом руководства. Ему доложили, что дивизия выведена в исходное положение, всем участникам учения вручены необходимые документы, командир дивизии принял решение начать боевые действия и готов это решение доложить. После этого будут отданы распоряжения в войска, и начнется организаторская работа по подготовке частей дивизии к наступлению. Чуйков поехал на командный пункт дивизии заслушивать командира дивизии.
Полковник Сергей Иванович Молокоедов в должности командира дивизии до начала учений был всего несколько недель. Читатель, особенно военный, может себе представить сложность его положения. Не только полное незнание особенностей Заполярья, но незнание состояния частей дивизии, незнание возможностей и способностей каждого командира части, да и отсутствие времени на совместные с ними и со штабом дивизии тренировки! И в этих условиях выйти на дивизионные тактические учения, да плюс к тому — исследовательские, которыми руководит В. И. Чуйков, — это очень сложное испытание. Тем более что по ряду фрагментов, представленных выше, читатель может представить эту фигуру.
Чуйков спросил Молокоедова, готов ли он доложить свое решение, тот ответил утвердительно. Маршал разрешил докладывать. Сергей Иванович толково доложил сложившуюся обстановку, выводы, полученную задачу и приступил к изложению решения. Через некоторое время маршал вдруг задает командиру дивизии вопрос:
— Полковник, ты хочешь командовать дивизией?
— Так точно!
— Продолжай.
У всех присутствующих, в том числе у членов штаба руководства, — круглые глаза. Все переглядываются, что-то шепчут друг другу, но никто не может понять, чем вызван такой вопрос — вопрос на грани: быть или не быть! Я тоже быстро-быстро перебираю в памяти все, что уже было сказано Сергеем Ивановичем, и не могу с самых придирчивых позиций понять, где он сделал осечку.
А Молокоедов после такого удара сразу взмок, но все еще уверенно продолжил свой доклад. Минут через пять маршал опять обращается к Сергею Ивановичу:
— Полковник, я тебя вторично спрашиваю: ты хочешь командовать дивизией?
— Так точно, товарищ маршал Советского Союза, хочу!
— Продолжай.
Каждый раз, когда маршал говорил: «Продолжай», все облегченно вздыхали, но так и не могли понять, где прокол. А маршал каждый раз опускал глаза в очках в свою тетрадь и что-то там непрерывно писал. Со стороны можно было подумать, что он занимается совсем другим делом, фактически же он очень внимательно слушал докладчика. А тот — уже не красный, а совсем белый, мокрый — достал носовой платок, вытер лицо и шею, чтобы хоть как-то прийти в себя после второго удара. Но не тут-то было. Через две-три минуты Чуйков, отбросив тетрадь, резко рявкнул: