Неповторимое. Книга 4
Шрифт:
Все рекомендации были приняты с благодарностью. При этом договорились с Менгисту, что советские военные советники буквально сейчас вместе с оставшимися в Аддис-Абебе офицерами Генштаба подготовят телеграммы и директивы и немедленно выедут в те органы и организации, от которых будет зависеть непосредственное исполнение распоряжений президента.
Однако перед тем как попрощаться с Менгисту, я постарался осторожно, в деликатной форме, высказать ему еще одну важную, на мой взгляд, мысль. Я считал, что в этих условиях надо обратиться к народу за помощью и поддержкой. Однако если это сегодня сделает Менгисту, то не только не будет никакой поддержки, но может быть обратная реакция. Поэтому я сказал: «В условиях, когда решается судьба страны, надо, чтобы народ Эфиопии принял в этом самое активное участие. Поэтому было бы неплохо, если бы наиболее мощная и авторитетная общественная организация обратилась к народу и президенту
Вначале я думал, что Менгисту не воспринял это предложение. Обычно, когда он предложения не принимал, то просто молча, без комментариев их пропускал. Однако когда кто-то со своим предложением наступал ему на «больную мозоль», как это было с идеей организации переговоров на равных с сепаратистами Эритреи, он взрывался: «Вы же поймите — это бандиты! Как с ними вообще вести переговоры?!» Однако в данном случае он не только спокойно воспринял мой совет, но и оживился, соглашаясь, что это будет важной мерой.
Менгисту живо воспринял и наше предложение создать Ставку Верховного главного командования. Я рассказал ему, как это было сделано в Афганистане. Подчеркнул, что было бы целесообразным, чтобы на всех заседаниях Ставки присутствовал наш Главный военный советник или его начальник штаба. Это могло бы обеспечить оперативность в разрешении многих вопросов. При этом Менгисту высказал просьбу количество военных советников не уменьшать.
Прощаясь, я сказал президенту Эфиопии, что Советский Союз был и остается верным и искренним другом Эфиопской революции, народа Эфиопии, глубоко заинтересован в нормализации военно-политической обстановки в стране и всемерно будет поддерживать мирные инициативы Народно-Демократической Республики Эфиопия, направленные на разблокирование эритрейской и тигрейской проблем политическим путем.
Улетая из этой страны к себе в Москву я, как и мои коллеги, уносил с собой тревожные чувства за дальнейшую судьбу этого народа, хотя все наши предложения были восприняты не формально и переводились в плоскость практических решений. Например, о создании службы технического обеспечения Вооруженных Сил была подписана директива, которая определила структуру этой службы, функции, задачи и регламент. В том числе особое внимание было уделено техническому обслуживанию бронетанковой и автомобильной техники. Раньше солдат водил танк или автомобиль до тех пор, пока он не заглохнет. Как заглох — бросает его и требует, чтобы дали новый. Теперь же этот солдат вместе с ремонтниками будет проводить профилактику, чтобы машина не заглохла.
Было учтено, что надо немедленно досрочно выпустить группу военных летчиков, которые обучались в Советском Союзе. В настоящее время на 126 боевых самолетов и вертолетов имеется только 65 экипажей (много летчиков по подозрению были арестованы).
Были приняты во внимание и другие просьбы материально-технической направленности. Конечно, помогать надо. Но аппетит уже был радикально (процентов на 60–70) поумерен.
Однако всё это, на наш взгляд, было не самым главным. Главное — нужны смелые политические шаги, что позволит реально разрешить проблемы севера Эфиопии мирным путем (Эритрея и Тигре). Но сможет ли решиться на это Менгисту? Найдется ли у него достаточно мужества и мудрости сделать нужные шаги во имя благополучия народа (даже если это ущемит личный престиж)? Будет ли он и дальше действовать так, как было условлено?
О результатах визита в Эфиопию делегации Министерства обороны СССР было официально, письмом, доложено министром обороны маршалом Дмитрием Тимофеевичем Язовым в ЦК КПСС 1 сентября 1989 года. Но для нас, т. е. для меня и всей военной делегации, вопрос закрыт не был. Мы обязаны были, решая свои главные задачи по функциональным обязанностям, одновременно следить (согласно плану), что и как выполняется в Эфиопии (как и в других подобных странах). В частности, далеко не просто решался кадровый вопрос по нашему советническому аппарату. С одной стороны, подавляющее большинство офицеров советнического аппарата, начиная с Главного военного советника, должны были быть заменены, так как они работали вместе и долгое время с теми, кто был расстрелян. Просто с чисто моральных позиций нежелательно было их оставлять дальше в этой стране. В то же время исключительно тяжелая военно-политическая обстановка не только не позволяла большую часть советников заменять, но и вообще их трогать.
И все-таки замену мы начали проводить. В числе первых был Главный военный советник генерал Демин. И потому, что уже был назначен новый начальник Генерального штаба эфиопской армии, и потому, что ожидалось назначение нового министра обороны,
Но прошло всего лишь около трех месяцев после нашего возвращения, как вдруг сенсация — Менгисту покинул Эфиопию и на своем самолете улетел в одну из африканских стран. Конечно, в Сомали или в Судан он по политическим мотивам отправиться не мог. Маловероятно, чтобы он улетел в Саудовскую Аравию, Северный или Южный Йемен (в двух последних государствах тоже было неспокойно, а Саудовская Аравия симпатизировала эритрейцам). Поэтому из соседей оставалась только Кения. Или это была любая другая страна Африканского континента до Заира включительно. Но телевидение показало лишь момент посадки Менгисту в самолет и его убытие.
Теперь это совершенно не имело никакого значения. Важно, что свершилось главное — тот, кто поддерживал напряжение в стране, самоотстранился от занимаемой должности и сам добровольно покинул государство, где фактически был диктатором. Тем самым были сняты все оковы, сдерживавшие мирное разрешение проблем в Эфиопии и прекращение гражданской войны.
По-разному оценивался поступок Менгисту. Одни говорили, что он сбежал от неотвратимого возмездия за ущерб, который он принес в последние годы. Другие говорили, что у него другого выхода не было. Я же полагаю, что, не отбрасывая первые две версии (они в определенной степени были вполне вероятны), целесообразно посмотреть на этот шаг с позиций интересов народа и государства. Конечно, кому хочется бесславно умирать?! Тем более если он только что перешагнул за сорок. Никому. А в положении Менгисту тем более. Но не каждый решится на такой шаг — оставить трон ради стабилизации обстановки в стране. При этом уход с поста главы государства совершен не в условиях хаоса и безвластия, как, например, это сделали в свое время Керенский или Ельцин. Менгисту ушел со своего поста в обстановке сильной власти и четко организованной и управляемой государственной системы. Мне его шаг немного напоминает попытку Наджибуллы в Афганистане, где только предательство министра иностранных дел Вакиля сорвало вылет Наджибуллы в Индию.
Менгисту политик-реалист и прагматик. Он был твердо убежден, что с сепаратистами ему не договориться, и причина одна — они не выполняют его условий. В то же время народ устал от войны и готов был на что угодно, лишь бы наступил мир. А Советский Союз в этих условиях поддерживал настроения народа. Поэтому, исходя из всех обстоятельств, Менгисту принимает решение сложить с себя полностью полномочия главы государства. Правильный ли это был шаг? Несомненно. Но с учетом нравов и обычаев Африки после ухода с высшего поста Менгисту нельзя было оставаться в своей родной Эфиопии. И он покидает Родину — может, до лучших для него времен, а может, и насовсем.
Далеко не каждый из государственных деятелей решится самостоятельно на такой шаг. Во всяком случае, президент России Ельцин, который вместе с Горбачевым, Кравчуком и Шушкевичем развалил Советский Союз, а затем до 2000 года разваливал и Россию, который полностью потерял в народе всякое доверие, такое решение никогда не примет. У него нет чувства ответственности за судьбу своего народа, нет государственной мудрости и нет необходимого для нормального мужчины мужества. Он трус по натуре, как и Горбачев, но эту трусость прикрывает угрозами или невнятными фразами. Например, на пресс-конференции Ельцина и Клинтона в Кремле 5 сентября 1998 года американский корреспондент спросил у него: «Думаете ли вы распускать Государственную Думу, если она не проголосует за Черномырдина?» Казалось бы, чего проще сказать так, как говорил Сталин, четко и однозначно да или нет — и всё. А Ельцин после долгого молчания наконец изрек: «Нас ожидают большие, интересные события…» Все присутствовавшие, в том числе Клинтон, как, видимо, и миллионы телезрителей, ожидали, что за этим последует основное содержание ответа. Но Ельцин только удивленно поднял брови, повернул голову к Ястржемскому, который сидел за соседним столом, и добавил: «Всё…» В зале послышался шум, смех. Кто-то громко сказал: «Оригинальный ответ!» Вот уж точно, «оригинальный». И вообще, чем дальше, тем Ельцин становится «оригинальнее». Как известно, в день начала учебного года Ельцин обязательно посещает одну из московских школ. В 1997 году это совпало по времени с гибелью принцессы Дианы. И президент говорил школьникам со скорбным лицом: «Конечно, во всех странах будут жалеть о гибели актрисы (?!) Дианы. Особенно в Англии, Великобритании… да и в Лондоне…» А в 1998 году на вопрос одного из учеников: «Борис Николаевич, какой литературный герой является вашим кумиром?» — российский президент опять оказался «на высоте»: «Пушкин… понимашь. Все в детстве пытались писать стихи». Уверен, что эта встреча останется в памяти учеников на всю жизнь, как все годы царствования Б. Н. Ельцина в памяти наших соотечественников.