Неповторимое. Книга 5
Шрифт:
Я смотрел на моего собеседника и не верил своим ушам (он неплохо говорил по-русски, все-таки учился в нашей Военной академии). Какое коварство и какая наглость! И при этом — исключительно любезный тон и вежливая улыбка.
Я сказал ему, что я против таких его действий. Мы распрощались. В этот же день я позвонил по закрытой военной связи в Кабул. Переговорив с начальником штаба нашей Оперативной группы генерал-лейтенантом В.А.Богдановым, передал ему содержание моей встречи с Муслимом и попросил обо всем сообщить Наджибулле, В.П.Поляничко и послу П. П. Можаеву.
Вскоре Муслим совершенно распоясался и, захватив в Кандагаре несколько хороших двухэтажных домов для своей
В этот день они еще балагурили, а утром следующего дня, когда мы выкатили одну «Шилку» (боевая машина с четверенной установкой автоматических пушек) и несколько БМП (тоже с автоматическими пушками) и дали залповые очереди поверх крыш домов, где обитала шайка Муслима, все утихло. А еще через сутки их вообще здесь не стало — они отправились в Кабул.
Так что не со всеми, кто переходил на сторону правительственных войск, все обстояло гладко.
Оппозиция, очнувшись от шока, который все-таки поразил ее в первые дни объявления «Политики национального примирения», вновь начала с еще большим остервенением нападать на различные объекты (советские и афганские правительственные) и колонны. Но эта волна в результате наших ответных мер вскоре погасла — по ряду банд мы сосредоточили такие авиационные и артиллерийские удары, какие им не снились даже в самом страшном сне. Таким образом, примирение примирением, но защита жизней людей должна стоять на первом плане. И если кто-то на эту жизнь посягает — надо давать сокрушительный отпор. Что мы и делали.
В то же время принципиальная линия — первыми не нападать — проводилась строго. И если какая-то банда прекращала свои налеты, агрессивности не проявляла и даже посылала своих визитеров, то к ней относились весьма лояльно. В итоге эта позиция во многих случаях привела к переходу ряда банд на сторону правительства или к заключению договорных условий, обеспечивающих мир и невмешательство.
На наш взгляд, хотя «Политика национального примирения» так и не достигла конечной цели, но ее объявление и усилия Наджибуллы всячески провести ее в жизнь принесли афганскому народу немало пользы. Стремление повесить на эту политику ярлыки типа — «уловка НДПА», «пустая затея Наджибуллы», «мыльный пузырь» и т. п. — объяснимы: оппозиция и личные враги Наджибуллы внутри НДПА всячески старались опорочить эту политику. Но она не была пустоцветом. Наоборот, пускала корни. И как оппозиция ни старалась обострить обстановку, все-таки в центральных районах Афганистана, на западе и во многих районах севера страны ситуация все больше склонялась к лучшему.
Как уже отмечалось выше, альтернативы «Политике национального примирения» не было и нет. Только отсутствие у США желания утвердить мир на земле Афганистана не позволило претворить эту благородную идею в жизнь.
Но «лед был взломан и лед пошел» — люди жаждали мира. Оппозиция отреагировала козырем: «советская оккупация» не объединяет, а разъединяет братьев-мусульман. Однако вывод наших шести боевых полков плюс «Политика национального примирения» полностью опрокинули этот довод. Все увидели: советские войска могут уйти из Афганистана немедленно — так же, как они в свое время сюда вошли.
Поэтому уже в середине 1987 года в тихих кабинетах ЦРУ США началось «шевеление»: а вдруг советские войска
Как-то в очередной раз в Кабул прилетел министр иностранных дел Шеварднадзе (в другие города Афганистана, в отличие от председателя КГБ В. А. Крючкова, он не ездил) и сообщил нам, что в Женеве намечается встреча с американцами с целью выработки соглашения на предмет вывода наших войск из Афганистана. У нас возник резонный вопрос: «В связи с чем эта проблема должна обсуждаться с Соединенными Штатами? Это же ведь наш вопрос!» Министр отвечал долго и витиевато, но ничего убедительного сказать не мог. Тогда мне пришлось поставить перед ним категорическое условие, хотя вроде и нетактично было говорить в таком тоне, а тем более ставить какие-то условия министру другого ведомства, да еще в области, которая нас, военных, касается побочно. Однако я все-таки высказался:
— Если руководством принято решение подключить к проблеме вывода наших войск и американцев с пакистанцами, то, на наш взгляд, в соглашении необходимо оговорить определенные позиции. Хотя мы, все советские представительства в Афганистане, считаем, что вывод 40-й армии можно было бы провести без участия каких-то посредников, так же как и ввод проводился без них.
— Какие позиции, вы считаете, надо оговорить? — спросил Шеварднадзе, опуская вторую часть моего высказывания.
— В принципе и США, и Пакистан, коль они включены в процесс обсуждения вывода наших войск, должны нести свою ношу и разделять ответственность за стабилизацию обстановки в Афганистане.
— Вы конкретнее! — бросил Шеварднадзе.
— Вывод советских войск из Афганистана не может рассматриваться в отрыве от возможного развития событий в этом регионе. Все, кто заинтересован в стабилизации обстановки, обязаны предпринять шаги, позволяющие полностью погасить боевые действия на всей территории Афганистана и вернуть народу этой страны мир. Что касается конкретных шагов, то они, на мой взгляд, должны включать в себя следующее.
Во-первых, одновременно с выводом определенной советской воинской части из Афганистана на территории Пакистана ликвидируется один из объектов оппозиции типа арсенала, склада боеприпасов или другого военного имущества, центра подготовки моджахедов, командного пункта и т. п. Сделать это просто, так как у нас есть перечень этих объектов и их координаты. Кстати, на территории Афганистана насчитывается 183 наших военных городка, а подобных им объектов оппозиции на территории Пакистана — 181 единица.