Неповторимое. Книга 5

Варенников Валентин Иванович

Забегая вперед, хочу отметить, что в том же, 1986 году, в декабре месяце на нас опять свалилось несчастье, и я опять вспоминал Чернобыль. Дело в том, что по рекомендации Горбачева на пост первого секретаря ЦК Компартии Казахстана фактически был назначен Г. В. Колбин, который до этого пробыл три года первым секретарем Ульяновского областного комитета КПСС. Но самое главное — кого он сменил. Это был Динмухамед Ахмедович Кунаев. На мой взгляд, для Советского Союза в целом, а для Казахстана тем более, это была легендарная личность. Окончив в 24 года Московский институт цветных металлов, он прошел на Балхашском медеплавильном комбинате путь от машиниста, мастера и сменного инженера до директора комбината. Затем Риддерский рудник, Лениногорское рудоуправление. Он становится доктором технических наук, академиком Академии наук Казахской ССР. В годы войны вырос

до заместителя Председателя Совета Министров Казахской ССР и на этой должности проявил себя как незаурядный организатор. В 1952 году избирается Президентом Академии наук Казахской ССР. В 1955 году назначается Председателем Совмина республики, а через пять лет избирается первым секретарем ЦК Компартии Казахстана и работает на этом посту 25 лет. 20 лет он был в составе Политбюро ЦК КПСС, 15 лет из них — членом Политбюро. Трижды Герой Социалистического Труда.

Из руководства у нас в стране старше его был только А.А.Громыко. И приблизительно такого же возраста — М.С. Соломенцев.

Кунаев был здоров, подтянут, у него был ясный, живой ум. И когда его начали сталкивать со всех постов (естественно, по инициативе Горбачева), то это выглядело крайне неуклюже и как-то оскорбительно. Особенно мерзко выглядело выступление на Пленуме ЦК КПСС Н.А.Назарбаева. Уж как он только не обливал Кунаева в угоду Горбачеву! А ведь именно Кунаев вырастил его, бывшего рабочего Карагандинского металлургического комбината, до Председателя Совета Министров Казахской ССР в 1984 году. Я слушал Назарбаева и удивлялся его коварству. Одновременно поражался горбачевскому цинизму, который выворачивался в этом «спектакле». Зачем все это? Ведь можно и нужно было поступить благородно. Кунаев заслуживал этого. Я близко с ним не был знаком, но видел в его лице личность, политического деятеля, который был у нас действительным авторитетом.

Первым секретарем ЦК Компартии Казахстана в Алма-Ату «привезли» Геннадия Васильевича Колбина. Он был ставленником Горбачева, отсюда и все последствия — убирались люди, которые внесли огромный вклад в развитие экономики и культуры Казахстана.

Сегодня с прискорбием можно сказать, что происходила полная смена руководящих кадров, начиная от колхозов и совхозов и кончая партийными комитетами. Этим создавалась благоприятная почва в республике для работы спецслужб Запада.

Даже нам, сторонним наблюдателям, было странным назначение Колбина, тем более что совершенно не учитывался национальный фактор. Правда, тогда кое-кто пытался оправдать Горбачева в этой провокации, объясняя все, мол, уже имевшим место прецедентом — Л.И.Брежнев пребывал в этой должности. Верно. Но там все обстояло совершенно иначе. В связи с решением ЦК КПСС и Совмина СССР об освоении целинных и залежных земель Брежнева направляют в Казахстан, где он в 1954 году избирается вначале вторым, а через полтора года, когда республика уже узнала его, — первым секретарем ЦК КП Казахстана. Колбина же буквально навязали Казахстану.

Демонстрации националистически настроенной молодежи не могли возникнуть сами собой. Были, конечно, силы, которые провели необходимую «организаторскую работу». Это был первый серьезный конфликт с момента начала перестройки. Теперь в Казахстане считают, что это были первые демократические выступления в стране. Однако нет сомнения, что эти проявления «демократических свобод» были инспирированы, в том числе и извне, и мастерски организованы. Лично у меня события в Алма-Ате вызвали тревогу. На мой взгляд, демонстрации и митинги протеста могут иметь место только в классовом обществе, при обострении противоречий между классами, между трудящимися и властями («хозяевами», эксплуататорами).

В общем, горбачевская перестройка принесла много бед. События в Казахстане увязывались с общими бедами у нас в стране, в том числе с Чернобылем, пребыванием наших войск в Афганистане. В те годы я много размышлял о их причинах и взаимосвязи.

Было ясно, что в Алма-Ате, в связи с назначением Колбина, в знак протеста выступила большая группа молодежи. Это, несомненно, являлось результатом работы определенных сил, в том числе и спецслужб Запада. Мы с полным основанием можем утверждать, что события в Тбилиси, Вильнюсе, Фергане, Риге и т. д. инспирировались по одному сценарию. И что бы ни говорилось об этих событиях сегодня, какие бы усилия ни предпринимали поклонники Горбачева и Ельцина, что, мол, надо просто зарегистрировать те события и не показывать их авторов, любой здравомыслящий человек сегодня понимает, что именно тогда закладывались

основы развала Советского Союза, а теперь и нашей России.

…В Кабуле меня встретили как обычно товарищи из нашей Оперативной группы и генерал-лейтенант М.М.Соцков, который был моей «правой рукой» при подготовке к возвращению в СССР 12 тысяч воинов (или 6 боевых частей). Они были выведены нами из Афганистана осенью 1986 года — то есть еще задолго до Женевских соглашений. Надо было подталкивать наше руководство снизу. Об этом выводе войск вскользь я уже говорил, сейчас же хочу остановиться на этом подробнее.

За несколько дней до моего первого вылета из Кабула в Чернобыль, т. е. в мае 1986 года, я уже официально поздравил Наджибуллу с избранием его на пост Генерального секретаря ЦК НДПА (вместо Б. Кармаля). Конечно, было много сторонников, но были и противники его назначения. Альтернативной фигурой называли полковника Сарвари (в свое время руководил МГБ), который для военного положения Афганистана и по другим качествам якобы больше подходил на роль лидера. Но в 1981 году Кармаль отправил его послом в Монгольскую Народную Республику, тем самым избавился от возможного конкурента. Учитывая длительное отсутствие Сарвари в стране, большинство предпочло на посту лидера Наджибуллу, точнее, согласилось с советским предложением, несмотря на его якобы «слабые» стороны (кроме тех, о которых я уже говорил): из аристократической семьи, женат на внучке короля, не имеет военного образования (врач), не так близок к Советскому Союзу, как многие из руководителей, которые или учились в нашей стране, или часто бывали там по делам службы. Считалось, что он будет далек от нужд народа.

Но жизнь показала, что все претензии, предъявлявшиеся Наджибулле, отпали сами собой. Он оказался настоящим патриотом и прекрасным государственным деятелем. Наджибулла по природе был масштабным и талантливым человеком, поэтому впитывал в себя все необходимое с первого захода. Вот почему он приглянулся и всем нам.

В то же время я понимал, что с приходом Наджибуллы нужен был поступок, который бы поднял авторитет и Советского Союза, и Афганистана. Надо было обозначить новую политику. Этим шагом мог стать вывод войск, хотя бы в незначительном составе, — допустим, 10–12 процентов от имеющейся численности.

Переговорив предварительно об этом с Виктором Петровичем Поляничко, я вместе с последним прозондировал настроение Наджибуллы — как он посмотрит на то, что мы выведем несколько боевых полков из Афганистана в Советский Союз. При этом было сказано, что с его, Наджибуллы, приходом к руководству страной внутренняя и внешняя политика должна быть изменена коренным образом, в частности, в области стабилизации ситуации. Особенно горячо и аргументированно его убеждал, конечно, Поляничко. Наджибулла колебался недолго. Мало того, что согласился с нашим предложением, он заглянул еще дальше и, полностью разгадав наш замысел, сказал: «Вывод Советских войск будет полностью соответствовать интересам и Афганистана, и Советского Союза. Афганистан продемонстрирует свою готовность мирным путем разрешить все проблемы с оппозицией. А СССР еще раз докажет миру, что никаких захватнических целей он не преследует, как это ему приписывают, и что он готов вывести войска так же, как и вводил». Это было прекрасно. Наджибулла дословно высказал наши мысли.

В тот же день я переговорил по телефону с начальником Генштаба С. Ф. Ахромеевым и подробно рассказал о нашей беседе. Он сразу ухватился за эту идею и сказал, что перезвонит через час. Действительно, через непродолжительное время позвонил (видно, с кем-то посоветовался) и начал сразу с вопросов:

— А вы уверены, что Наджибулла действительно воспринимает такой акт положительно? А не получится ли так, что накануне вывода он позвонит нашему руководству и скажет, что не хотел бы, чтобы наши части уходили? Не может ли он сказать, что поторопился со своим согласием?

И в таком духе было задано еще несколько вопросов. Я успокоил Сергея Федоровича, сказав, что Наджибулла, в отличие от других, не станет отказываться от своих слов и свое решение не изменит. Посоветовал также переговорить на эту тему с В. П. Поляничко, что Ахромеев и сделал. Затем последовали другие вопросы, касающиеся непосредственно вывода наших войск:

— Какие части вы предполагаете выводить? На каких направлениях? Как это отразится на общей обстановке?

— Думаю, что это будет пять-шесть боевых полков. Именно боевых — другие не прозвучат. Но в числе боевых могут быть и такие, которые фактически на боевую обстановку особо не влияют…