Неправильная училка
Шрифт:
Весь день мучила себя подобными мыслями. Пока с Мишкой возилась, пока готовила суп и второе, в надежде дождаться Платона на ужин. Пока читала все, что есть в пыльных коробках, которые перевезли сюда, черт знает, когда.
Интересно, чей это дом?
Ближе к девяти вечера, когда Мишка наконец засыпает, возвращается Платон. Волновалась я конечно сильно, но каждый раз вспоминала наши клятвы и успокаивала себя, что он точно меня здесь не бросит.
Не бросил. И видеть его просто счастье. Оно заполняют каждую клеточку моего тела, наполняет меня силой, надеждой и стыдно признаться —
Платона не узнать. Белая рубашка стала почти черной, а на руках пятна, но лицо спокойное. В руках пакеты, которые он ставит на пол.
— Продукты и лекарства. А еще шмотки мне дали, а то на стройке это дерьмо быстро превратится в негодность, — он кивает на себя и раздеваться начинает.
— Стройка? — не понимаю, но помогаю раздеться. Стянуть грязь с идеального, пропитанного потом тела. — Вода есть? В душ бы надо, воняю как свинья.
— Да, конечно, — спешу включить душ и приготовить второе полотенце, других у меня нет. Машинки здесь тоже нет, так что придется стирать руками.
Платон появляется на пороге в одних фирменных боксерах, но тут же снимает и их. На меня почти не смотрит, а я обижаюсь конечно, хотя и вижу, как дико он устал. Он полоскает лицо под струями, а я ужасно рада, что есть хороший душ. Он такой красивый. Смотреть, как по его телу спускаются игривые капли одно удовольствие.
— Платон, — тихонько зову, а он моет голову с моим гелем для душа, который я успела схватить и потом только на меня смотрит. Не забыв изо рта струю воды спустить. — Поговори со мной. Пожалуйста.
— Давай завтра, Аврор. Пожрать есть что?
— Пожрать конечно есть, — злюсь я. Весь день ждала, а он будет меня завтраками кормить? — Но услышать, что происходит, я хочу именно сейчас.
— Серьезно? Решила меня попилить? Я весь день на стройке как проклятый вспахивал, и вместо улыбки и ужина слышу требования. Заебись, начали семейную жизнь. И где он, тот рай в шалаше? Может поэтому муж…
— Лучше закрой рот, — отрезаю, бросаю полотенце в раковину и ухожу. Прибавляю отопление и иду ложиться к сыну. Слышу, как гремит на кухне посуда, слышу, как несколько раз Платон выругивается. А спустя полчаса дверь спальни открывается.
— Аврор, спишь?
Не отвечаю. Сейчас я видеть его не хочу. Словно я тащила его в эти отношения, словно я хотела чтобы моя жизнь перевернулась вверх дном. Слезы обжигают щеки, и я отворачиваюсь, чтобы не видеть как мужской силуэт сияет в свете проеме.
Отрубаюсь почти мгновенно, а на утро выхожу, надеясь, что сегодня настроение Платона получше. Да и мне в свете дня кажется, что я зря на него наехала. Могла ведь и подождать.
Но на кухне было пусто, части вещей — рабочих — тоже не было. А вчерашний ужин съеден подчистую. Даже супа не осталось.
Ладно, приготовлю еще. Все равно заняться здесь нечем.
Весь день мы с Мишкой лечимся, играемся, придумываем сказки, гуляем по огороженной территории. Несколько раз мне кажется, что рядом проезжает машина, и в такие моменты я завожу Мишку в дом. Мне страшно. Особенно от не знания того, почему мне должно быть страшно. Что может сделать отец Распутина? Не зверь же он в конце концов.
Тогда в чем дело. И почему Платон упорно молчит.
Он, кстати, возвращается ровно во столько же. Мишка правда еще не спит. Так что после душа мы ужинаем вместе. Платон упорно не разговаривает. Даже малышу уделяет больше внимания, чем мне. Бесит это конечно. Некрасиво ревновать к собственному ребенку, но мне так и хочется закричать, что вообще — то здесь есть еще и я.
В итоге мы снова расходимся по разным комнатам и только на третий день ночью меня будят прикосновения к ногам и спине. Ничего не понимаю, еле разлепляю веки, чтобы понять, что происходит.
Оказывается, Платон просто несет меня в другую комнату. А я вместо того, чтобы сопротивляться, цепляюсь за него руками. Он укладывает меня на кровать и просто ложится рядом. Мы лежим неподвижно и просто молчим. Мне так хочется, чтобы он начал говорить первым. А он и начинает, только не говорить.
Его рука тянется от моей лодыжки к колену, обводит его, доходит до бедра. А потом он резко разворачивает меня к себе и сверху наваливается. Не успеваю опомниться, как его твердыня заполняет меня до упора. Сильно, жёстко так, как нужно. Он словно наказывает меня. Долбит так, что кровать стучит о стену.
Руками тело сжимает, целует до крови, до пятен в глазах. Его член как свая, которая с каждым ударом словно хочет забиться в меня навсегда. Господи, я уже дугой выгибаюсь, не в силах напряжение терпеть. Кончить хочется, а что — то мешает.
— Платон, — стону ему в рот, за лицо пальцами берусь, в глаза осоловело сморю, но каждый толчок принимаю с вскриком. Господи, какая я стала развратная. Как мне хочется снова и снова чувствовать его в себе. — У нас все хорошо?
— Навсегда, помнишь? — он убирает мои руки с лица и на шею себе закидывает. Туда же тянет мои ноги, начиная двигаться совершенно под другим углом. А я уже теряюсь в ощущениях и в этом грубом, резким, но таком искреннем «навсегда». Струна напряжения рвется, оргазм плавит меня, а из глаз текут слёзы. Мне так хорошо, что его страсть, с которой он продолжает в меня вколачиваться, я принимаю с наслаждением. Особенно когда он меня заставляет сосать свой член. Буквально насаживает рот все глубже, пока я задыхаться не начинаю. Он кончает с ревом, заполняя горло таким количеством спермы, что кажется, я могу захлебнуться.
А потом ложится, притягивает меня к себе и через минуту засыпает. Я даже спросить ничего не успеваю. Но уже не злюсь. Тело вибрирует после оргазма, после его оргазма, и я просто лежу и улыбаюсь как идиотка.
Ладно, потом спрошу. Должен же у него быть хоть один выходной.
Глава 30.
Но проходит неделя, а выходного все нет. Каждый день по одному и тому же сценарию. Утром завтрак, вечером ужин, ночью секс. Он все время на работе, и я понимаю, зачем это нужно. Я терпеливо жду, когда он сам захочет со мной поговорить, объяснить, но Платон продолжает упорно молчать, словно делая это специально.