Неправильная училка
Шрифт:
В один из дней я, конечно не выдерживая, кормлю его ужином, но прикоснуться к себе не даю.
— Что?
— Нет, это ты мне скажи — что? Сколько нам еще здесь торчать?
— А что? Нищета тебя больше не устраивает?
Я осматриваю чудесный дом, кровать, в какой я никогда не спала. Да, этот жилой район частных домов пуст, но надо признаться, что я еще никогда не жила с таким комфортом.
— У тебя странные представления о нищете, Платон. Дом чудесный, есть что поесть, но мне надо понимать, почему мы вообще здесь прячемся?
— Мы не прячемся, — опять вранье…
— Тогда
— А ты понимаешь, что взяла за яйца сына Распутина, серьёзно думаешь, что тебе дадут хоть где-то работать? — орет он. — А может ты думаешь, что тебе дадут нормально жить? Ты хоть немного своим куриным мозгом осознаешь, кто мой, блять, отец? Кто он? Знаешь, какое мое первое воспоминание о нем? Он ударил мою няню, от которой я убежал в лес. То есть я даже не помню, как бежал по лесу, но помню, как она кричала. А когда мне было семь, я потерялся на металлургическом комбинате и увидел, как отец закидывает неугодного ему партнёра в печь. И никто, никто его тогда не сдал.
Я слушала эту отповедь с замиранием сердца, не могла поверить, что такое существует в реальности, хоть от бывшего мужа слышала о разных методах ведения дел в бизнесе. Я подошла к Патону и взяла его за голову руками. Его трясло, и я хотела успокоить его.
— Почему ты не говорил… Что он такое…
— Я ещё много тебе не сказал по одной причине: я не хочу тебя потерять. У меня, блять, такое ощущение, Аврор, что я только дышать начал. А до этого слово возле той самой печи сидел всю жизнь. На грани.
— Я просто хотела знать причину нашего с тобой здесь пребывания. Андрей ничего не сказал, ты тоже. Телевизора здесь нет. Интернета тоже. Тебя нет. Я конечно с Мишей. Но еще немного и я свихнулась бы. Но теперь хотя бы причины стали ясны.
— Даже книг нет? — вздыхает Платон и к себе меня прижимает. Он такой высокий, в его объятиях так хорошо. Но все равно теперь очень страшно. Что в любой момент в этот дом могу закатить печь. Как его родные живут рядом с таким человеком? Как выдерживают постоянный контроль и страх быть убитыми за проступок.
— Не-а. Из развлечений только секс с тобой, — смеюсь и тут же лечу на кровать. С визгом. Счастливая. Что хоть ненадолго можно забыть о реальности в сильных руках молодого мужчины. А он словно развлекать меня пытается, придумывает новые и новые позы.
— Платон, не надо меня развлекать, — тяну его на себя, и сама расстёгиваю ремень. — Просто трахни меня и ложись спать. А то у нас каждая ночь как гонка на выживание.
— Надоел секс? — усмехается он, мягко целуя меня в губы.
— Между ног болит уже все. Давай я так, — переворачиваю его на спину и стекаю по идеально твёрдому животу. Целую каждый кубик, смотрю в немного ошалелые глаза. Да уж, инициатива в наших отношениях не моя прерогатива, но иногда можно попробовать. — Хочешь, возьму в рот?
— Ты еще, блять, спрашиваешь, — он садится и за волосы меня хватает, но я руку его отталкиваю.
— Дай я сама, —
— Я же сдохну от перевозбуждения.
— Я чуть-чуть, ладно? — оттягиваю его боксеры и тут же получаю по щеке пружиной твердой головки. Горячей. Гладкой. Твердой. Касаюсь язычком самого центра, вкушая прозрачную солоноватую капельку, смотря, как пульсирует его плоть в моих руках.
Платон все порывается схватить меня, но я толкаю его на подушки, заставляя лежать и не двигаться. Потому что хочу в полной мере почувствовать, что такое делать минет. Он вечно не дает мне ничего сделать. Сразу тянет вверх и вторгается, чтобы скорее испытать разрядку.
Возбуждаюсь только от того, как скольжу языком по венкам на твердой плоти, достигаю мягкой мошонки, прокрытой легкой порослью. Платон дергается, подушку на лицо опускает и воет в нее.
— Аврора, блять, я не могу.
— Терпи, — шепчу ему в член, обхватывая его рукой у основания. А потом беру в рот сразу и глубоко, стараясь создать плотными сжатием вакуум и начиная двигать головой как можно чаще. Только чувствую руку на своей голове, как вонзаю ногти в бедра. Патон в голос рычит, но на подушки откидывается, кулаки сжимает, бьет по кровати, пока я активно работаю языком, принимая член как можно глубже. Но Платон, конечно, не выдерживает. Поднимается резко, нажимает на голову так, что член входит в самое горло. Я вонзаю ногти ему в ногу до выступившей крови, но ему хоть бы хны. Он держит мне голову, пульсирует внутри меня, обильно заливая спермой.
Отпускает и смотрит, как остатки стекают по подбородку, а я утираю слезы.
— Ублюдок, просила же.
— Прости, малыш. Однажды я обязательно выдержу эту пытку твоим ротиком.
— Значит, вообще никакого больше минета.
— Ну вот еще, — сморит он мне вслед, а я иду к ванной, поднимаю его брошенную рубашку. — Аврора.
— Спи, давай, — закрываюсь в ванной, стираю вещи руками и только через час позволяю себе лечь под бочок к Платону. Он прижимает меня крепче и шепчет в висок.
— Завтра найду способ связаться с Андреем. Привезут книг, игрушек для пацана и стиральную машинку.
— Это ты так извиняешься? — шепчу радостно. Господи, стиральная машинка!
— Это я так говорю, что хочу повторения сегодняшней пытки… — поднимает он мою голову к себе за подбородок и смотрит в глаза. В темноте почти не разглядеть, но я все равно вижу какое серьезное у него лицо. — Люблю тебя.
— А я тебя.
Глава 31.
Платон не соврал.
Уже на следующий день в конце его рабочего дня приехали Андрей с Алиной.
И причем на каком-то фургоне. Кто бы мог подумать. Я сначала дико испугалась, даже за нож схватилась, когда за окном шум мотора услышала. Но голос Платона успокоил.
— Рор! Иди гостей встречай.
Нет, наедине с Платоном хорошо, да и сын не дает скучать, но как же я рада гостям. Я выбежала на крыльцо и радостно помахала, как всегда, красивой румяной Алине и как обычно серьезному Андрею. Выражение его лица вечно такое, словно он задачу решает.