Неправильный солдат Забабашкин
Шрифт:
Но до этого было ещё далеко. Сейчас во главе угла стояла другая задача — нам предстояло преодолеть реку.
— Так бойцы, будем переправляться. Но вначале нужно проверить глубину. Все умеют плавать? — Воронцов осмотрел нас.
Все красноармейцы покивали, кроме…
Немец отрицательно покачал головой, когда я ему перевёл вопрос. Ну как перевёл? «Вассер, швиммен, ферштейн?» — На большее моих знаний не хватило, но тот вроде понял.
— Вот же гад, — стиснув зубы, прошептал Садовский и предложил: — Товарищ командир, а давайте его пристрелим, сволочь фашистскую.
— Отставить. Он может быть ценен для нашего штаба, — тут же отверг конструктивное предложение лейтенант.
— Тю, чем же он ценен может быть? Портфель-то его у вас. Там, наверняка, ценные сведения, — кивнул на саквояж догадавшийся красноармеец. — Так что он ни вам, ни нам не нужен! Кокнем его и вся недолга!
Немецкий офицер словно бы почувствовал, что речь идёт о нём и быстро что-то заговорил. Однако вникать в его слова смысла не было. И так всем было без перевода понятно, что он просит, чтобы мы его не убивали.
— Отставить! Я сказал: он должен быть доставлен в штаб. Это приказ, и он всех касается! — вновь сказал Воронцов и, вздохнув, констатировал очевидное: — Раз никаких плавсредств у нас нет, будем пробовать найти брод. Якименков, проверь глубину реки, и если она глубокая и по дну перейти нельзя, то плыви влево отсюда. Зорькин, ты плыви вправо. Как услышите свист, возвращайтесь назад. Забабашкин и Садовский прикрывают. Я слежу за пленным.
Названные красноармейцы быстро скинули сапоги, гимнастёрки и, не снимая штанов, полезли в воду.
Река, к нашему сожалению, была приличной глубины. Якименков сделал всего пару шагов от берега и уже оказался по шею в воде.
Чтобы быстрее переправится на нашу сторону, я предложил развязать руки немцу, перевернуть его головой вверх и тащить на тот берег, словно бы мы спасаем утопающего.
— Гм, мы его, пожалуй, так утопим, — с сомнением в голосе произнёс Воронцов.
Я пожал плечами, выдав прописные истины о том, что пути Господни неисповедимы, и что Бог ни делает, то к лучшему.
А потом, увидев ошарашенный взгляд командира, пояснил, более атеистическим языком:
— У нас всё равно другого выхода нет. Не бросать же его тут, если уж почти довели.
Глава 6
Переправа, переправа…
К этому времени красноармейцы провели разведку глубины, и окончательно стало ясно, что брода они найти не могут. Точнее сказать, что это пока было ясно только мне, потому что никто ничего в темноте разглядеть не мог.
Чтобы не терять времени, я снял кожанку и убрал её в лежащий на песке полупустой вещ мешок, который принадлежал кому-то из бойцов. Немецкий же походный ранец, выкинул в поле.
'Не нужен он мне. Только лишние вопросы вызовет, когда к своим выберемся. Если выберемся конечно", — решил я и стал перекидывать обувь и личные вещи на другой берег.
В этом мне очень помог богатырь Садовский, который легко, словно пушинки метал вещмешки через шуструю речку, забрасывая груз в кустарник, что рос метрах в пяти от воды.
Прошла ещё пара минут, и Воронцов негромко посвистел, давая сигнал к сбору.
Наши разведчики вернулись и доложили, что река везде имеет большую, более трёх метров, глубину, и что брода нигде обнаружить не удалось.
— Понял. Якименков, Садовский, Зорькин, берите своё оружие и переправляйтесь на противоположный берег. Надеюсь, вас учить сплавляться не надо?
Красноармейцы нестройно загудели, мол, знаем, что к чему, не замочим самое ценное — оружие, да и вообще не лаптем щи хлебают.
— Хорошо. Как доплывёте — Садовский останется там, а остальные вернутся, заберут наше оружие и поплывут обратно с ним. Ну, а мы с Забабашкиным, тем временем, попробуем немца переправить, — отдал команду лейтенант. — Все поняли? Исполнять!
— Да я на всё готов, лишь бы отсюда быстрее убраться, — пробасил, снимая сапоги, Садовский.
Красноармейцы сняли с себя обувь и гимнастёрки, после чего засунули их в свои вещевые мешки и, оставив их на пляже, пошли в воду. Они без проблем переплыли на тот берег, положили свои винтовки на песок и поплыли назад, оставив прикрывать здоровенного детину. Тот посмотрел им в след, а затем, подняв одну из винтовок, навёл её на воду и словно бы прицелился.
В темноте никто, кроме меня, этого видеть не мог, поэтому столь странный поступок бойца никто не заметил. Но его увидел я, и это мне показалось очень подозрительным.
— Слушай, командир, не нравится мне то, что мы с тобой без оружия останемся. Давай-ка лучше сделаем вот как: ты плыви на тот берег с портфелем, а как доплывешь, возьмёшь в руки оружие и контролируй мою переправу. Немца мне поможет переправлять кто-нибудь другой. Например, Зорькин.
— Почему? Ты им не доверяешь? — напрягся Воронцов.
— Всем я доверяю, — отмахнулся я, поправив привязанную бинтом к ноге финку, и тут же нелогично закончил: — Просто нельзя полностью доверяться незнакомым людям, которых буквально только что нашёл в поле.
— Согласен, — кивнул лейтенант и, не дожидаясь, пока Якименков с Зорькиным вернутся на наш берег, взял портфель и, держа его над головой, поплыл.
Я услышал, как лейтенант что-то сказал встретившимся по пути бойцам. Те ему что-то ответили и продолжили переправляться ко мне.
Минуту спустя вернулись бойцы, выбрались на берег и отдышались. Якименков поднял с земли оружие и вошёл в воду, а Зорькин, взяв немца под руки, помог мне вести того к воде.
Пленный майор, очевидно, понимал, что, если он откажется плыть, его, скорее всего, ликвидируют, потому что никто офицера живым отпускать не будет. Поэтому проследовал он в воду без особого упорства.