Неправильный солдат Забабашкин
Шрифт:
— А если с улицы заметят?
— Мы аккуратно постараемся. Проберёмся в темноте и всё. Тем более ночь на дворе и дождь. Кому охота на улицу пялиться в такую погоду?
— А если всё же заметят? — продолжил допрашивать тот.
Я вздохнул и, пожав плечами, дал ему не менее логичный и очевидный ответ:
— Тогда мы примем бой. И если судьба от нас отвернётся, то погибнем, забрав с собой как можно больше врагов!
Лейтенант хмыкнул и, покачав головой, прошептал:
— Ишь, какой отважный!
Я не стал вступать в бесполезную полемику, а перевёл разговор в более актуальное русло.
— Так значит, у нас кроме винтовки с примкнутым штыком, ничего нет?
— Почему нет? Есть, — вздохнул лейтенант и достал из кармана брюк револьвер, а из-за пояса нож-финку. — Револьвер и финка, подарок на память. Трофеи, которые мне подарил мой друг, командир, что прошёл всю гражданскую войну и работал в ЧК.
— Ясно, — кивнул я. — Тогда предлагаю револьвер и финку выдать во временное пользование мне.
— С какой целью? — Поинтересовался лейтенант.
— Ну так ведь именно я сяду за руль грузовика. С револьвером мне будет проще принять бой, если в этом возникнет необходимость. С винтовкой-то я точно управиться за баранкой не смогу. Кто её крутить-то будет, если стрелять понадобится? Поэтому пусть винтовка будет у Вас. И Вы прикрывать меня ею будете, в том числе и тогда, когда я в кабину полезу. Вы говорите, водитель ушёл в здание?
— Да, — кивнул лейтенант. — Минут пять назад.
— Вот и славно. Вот и пусть отдыхает. А нам пора.
— Что, сейчас?
— А чего ждать-то? Раньше начнём, раньше кончим, в смысле, выберемся к своим, — сказал я и вопросительно посмотрел на Воронцова, опять забыв, что он ничего не видит в окружающей нас темноте.
Тот чуть помялся, а затем протянул мне револьвер и финку. Я взял в руки оружие, откинул дверцу барабана семизарядного револьвера, убедился, что патроны на месте и положил его в один карман пижамы, а финку устроил в другой.
Воронцов хмыкнул, взял в руки винтовку и прошептал:
— Ну, что, пошли, что ль, посмотрим, что на улице творится? Проведём, так сказать, рекогносцировку. А там видно будет.
Мысль была здравая, я поднялся и последовал за ним. Вскоре мы были в соседней комнате.
Обычное прямоугольное помещение со столом, валяющейся на полу лампой, грубой кушеткой, несколькими шкафами и парой колченогих стульев. Пробежал взглядом по стенам и отметил, что оконный проём одной из стен заложен мешками с песком и кирпичами. Подошёл ближе и убедился, что кладка положена без раствора. Вероятно, когда тут был госпиталь, окно по какой-то причине было разбито, и его просто заложили, чем смогли.
В щель, что была в кладке, посмотрел на улицу. Обзор был небольшим, но наблюдение показало, что на улице гитлеровцев нет. Перед полуподвальным помещением, в котором мы находились, густо росли деревья и кустарник. На дворе был поздний вечер. Луна скрылась за тучами, поэтому шансы выбраться незаметными через это окно на противоположную сторону у нас были достаточно велики. Посмотрев вправо от здания, что было напротив, обнаружил выглядывающий из-за кирпичной стены бампер и тент грузовика.
«Наверное, именно о нём и говорил лейтенант», — резонно предположил я и аккуратно вытащил один из кирпичей кладки.
Тут же раздался зловещий шёпот стоящего рядом и смотрящего на улицу в соседнюю щель Воронцова:
— Забабашкин, ты чего творишь? Немедленно прекрати шуметь!
— Не бойтесь, товарищ лейтенант, я потихоньку, — ответил я, положив кирпич на пол.
— А что ты делаешь-то? — всё ещё не понимал тот, держась за стену как за ориентир.
Пришлось рассказать.
— А как ты их разглядеть-то можешь? Или ты, что, видишь в темноте? — удивился тот.
— Не очень отчётливо, но вижу, — соврал я. — Поэтому кое-что разглядеть могу. Это у меня с детства так зрение работает. Не раз выручало.
— Вот как. А я и смотрю, что по характеристике, что пришла на тебя, что все нормы ГТО сданы на «отлично». Характеризуют тебя именно как отличника боевой подготовки. Тебе что, в этом зрение помогало?
«Ого, прекрасная новость», — узнал я полезную информацию о себе, но решил тему не развивать, лишь добавив:
— В том числе.
— Молодец! — Похвалил меня Воронцов и, тут же опомнившись, спросил: — Что, память вернулась?
— Совсем чуть-чуть — обрывки воспоминаний.
— Ага. Понятно. Ну, глядишь, со временем всё и вспомнишь, — сказал он и предложил: — Давай помогу. Только ты имей в виду, я тут почти как крот, слепой, так что не спеши! Аккуратно передавай мне кирпичи, и я их буду складывать у стенки, — и вновь напомнил: — Только не спеши! А то уроню, и немец, чего доброго, услышит! Где мне встать?
Отказываться от помощи не стал. Отвёл его на «рабочее место» и стал вытаскивать кирпичи, передавая ему, а тот аккуратно складывал их на пол в углу.
Через пару минут мы смогли разобрать приличную часть кладки, дойдя до мешков с песком, которые лежали в самом низу на подоконнике.
Мешки убирать мы не стали. Для того чтобы вылезти на улицу, проёма было вполне достаточно.
Я не спеша залез на подоконник и достал из кармана пижамы револьвер.
— Пошли?
— Забабашкин, если всё получится, и мы угоним грузовик, ты помнишь, в какую сторону ехать? — спросил Воронцов.
— Вы же сами сказали, что туда, — показал направление. — Ориентир Луна.
— Да, вроде бы там выезд из города, лес и река. А за рекой наши должны быть.
— Помню, — прошептал я, вылезая в проём. — Погнали наши городских.
Аккуратно высунулся из-за стенки ограждения полуподвала, замер и ещё раз, но уже более пристально, осмотрел улицу. На ней по-прежнему никого видно не было, из окон зданий напротив тоже никто не торчал. Грузовая машина, которая была намечена целью, продолжала стоять на своём месте.