Неприкасаемый
Шрифт:
– Учитесь! – рассмеялся он ее замешательству. – Пользуйтесь сполна плодами опеки: супруг такой чести вам не окажет. Развлекайтесь с мисс Карлтон, а я должен найти еще некоторых знакомцев. Мисс Адамс, какое удовольствие видеть вас здесь!
Последний возглас был адресован молодой черноволосой красавице, которая так и впилась в Рэдклиффа сверкающим взглядом.
– Граф! Мы с maman как раз о вас говорили!
Maman, сурового вида женщина в жемчугах, точно тюремный надзиратель, ни на шаг не отпускала от себя дочь. Однако при виде его милости она расплылась в медоточивой улыбке.
–
– Я буду беречь его, как сокровище! Вы уже пробовали здешнее шампанское? Мой долг – вас угостить!
Про Офелию и думать забыли. Она взглядом проводила патрона, поражаясь, как легко он бросил ее ради другой, как держится с женщинами, с какой великосветской небрежностью смеется и шутит с ними. Первый любимец у всех, без изъятья, он наслаждался успехом, как человек, прекрасно знающий свое ремесло. Они уверены, что охотятся за исключительно выгодной партией, но он сам без труда подстрелит всех этих пташек. От такой мысли у Офелии по рукам снова пробежали мурашки, и она повыше подтянула перчатки.
Дабы отвлечься и улизнуть от дуэньи, девушка хотела вновь отыскать застенчивого, симпатичного ей Макдауэлла, но ее заметили какие-то дамы и джентльмены, немедленно окружили, предложили шампанское. Увидев, как ее подвели к королеве, с ней говорили охотнее; ей улыбались даже те, кто еще не был с нею знаком, ведь звание подопечной Рэдклиффа располагает к себе лучше всякой визитной карточки. Мисс Лейтон все больше погружалась в эту пучину и радовалась, что, имея средства и связи, вступить в праздный класс так нетрудно.
Постепенно публика перетекла в зрительный зал, все расселись, не прекращая смеяться и разговаривать. Дориан вовремя отделался от мисс Адамс и проводил воспитанницу в центральную ложу. Он занял место возле королевы, а Офелия с компаньонкой уселась от него по левую руку, чуть сзади. Занавес подняли.
Давали «Женитьбу Фигаро». Офелия любила эту оперу и с интересом принялась слушать. Однако со временем любопытство восторжествовало, и со сцены, где Фигаро и Сюзанна рядили, как лучше поставить брачное ложе, она перевела взгляд на зрителей.
Сразу после увертюры Рэдклифф начал доверительно перешептываться с королевой. Парламентеры и гости Виктории сидели с кислыми минами, и когда Офелия осмелилась на них обернуться, ее встретили таким взглядом, будто она совершила государственную измену. Что ж, невежливо глазеть на людей. С виноватым кивком девушка поспешила обратить взор в партер: она могла всласть наблюдать, как наслаждается высоким искусством высшее общество.
Офелия наивно полагала, что в театр ходят смотреть представление, но за происходящим на сцене следили немногие. Иные служители Эвтерпы [29] , как решила она, прикрыли глаза, чтобы внимательней слушать, но они только дремали, вздрагивая на особо пронзительных нотах. Подслеповатые дамы усердно глядели в лорнеты на затылки впереди сидящих соседей; кто-то шепотом обсуждал светские сплетни, а большинство просто скучало. Благородный сплин разлился по лицам господ, пресыщенных развлечениями по самое горло: их уже распирало, но они требовали еще, не умея жить по-другому.
29
Эвтерпа – в древнегреческой мифологии одна из муз, покровительница музыки и лирической поэзии.
Когда
Кончив говорить с королевой, которая теперь занималась гостями, Рэдклифф немного наклонился к Офелии и вместе с ней слушал арию, опершись рукой на барьер ложи.
Спустя минуту он склонился к ее уху и заговорил вкрадчивым голосом.
– Dites-moi, mademoiselle [30] , – прошептал он Офелии, будто не хотел, чтобы их слушала миссис Карлтон, – неужели их душевные излияния не кажутся фарсом?
– У них прекрасные голоса, – смутившись этой интимности, ответила девушка. – Разве это не главное в опере? Чтобы все артисты были молоды и красивы, как их герои – огромная редкость.
30
Скажите-ка, мадмуазель (фр.)
– Тогда нам нужно новое поколение молодых и красивых артистов. Чтобы ласкали взор и могли изобразить страсть – настоящую, а не вымученную, – Рэдклифф прищурился. – Вы бы, мисс Лейтон, недурно смотрелись на сцене. Вы еще не отцвели и вам не чужды чувства, которые будоражат кровь и воображение.
От этих слов Офелия почувствовала себя так, словно ее раздели и выставили посреди людной площади.
– Да, вас бы на главную роль! Только не Розина, ни в коем случае! Сердца замужней дамы, к которой утратили интерес, вам не понять – куда вам с тщеславием Лорелеи. Вам подошло бы… амплуа Керубино. Куда лучше, чем этой корове.
На сцену грузно выбежал паж, немного уступавший в габаритах графине, и начал форсировать арию о том, как мечтает научиться любви.
– Керубино – неопытное создание, которое стремится любить. В вашей трактовке он был бы особенно интересен, ведь вы, я знаю, пели бы о любви совсем иного прядка, не возвышенной, не чистой и непорочной. О льве, а не единороге… Кстати, знаете, в чем ошибка графини? Альмавиву она слишком любила, а мужчин это так утомляет!
Рэдклифф улыбнулся так ядовито, точно между губ у него скользнуло змеиное жало.
– Завоевать ту, которая от вас и так без ума, не составляет труда. Попробуйте подчинить женщину, которая пылает к вам ненавистью. Быть может, еще страхом, омерзением, презрением. Но с ненавистью любопытней всего.
И все начиналось сначала… Гордая, богато одетая и всего час назад столь уверенная, Офелия хотела бы провалиться сквозь землю. Ей казалось, что и королева, и все зрители в зале прислушиваются к их разговору больше, чем к опере. Она чувствовала на себе взгляды их осуждения и опустила глаза, точно школьница, пролившая на чистый передник чернила. А что Дориан? Улыбнулся и взял бинокль, чтобы вернуться к спектаклю. Ему, как всегда, все сойдет с рук, а она даже разозлиться и достойно ответить ему не умеет, поскольку в такие минуты он обладает над ней какой-то таинственной властью.