Неприкаянный
Шрифт:
– Так вот кто я по-твоему?
– сказал я наконец.
– Чья-то тень? Не человек, а только облик, который кто-то когда-то видел в зеркале?
– Нет, - двойник покачал головой.
– Это не по-моему. Это по-твоему.
Великолепный панорамный пейзаж разом поблёк и как будто выцвел: звуки разом утихли, зелень на домах стала шелушиться и облетать, по каменным стенам побежали трещины. Деревья засыхали на глазах и обращались в труху; откуда ни возьмись поднялась пыль, плотными облаками укутывающая погибающие растения.
– Я показал тебе простенький фокус, и вот ты уже говоришь мне то, что я хочу
– Отражение вздохнуло, глядя мне в глаза.
– Но я - это ты. Поэтому на самом деле ты произнёс вслух то, в чём давно боишься признаться себе самому.
Город разваливался на части, и его по кусочку поглощали обрётшие тяготение небеса. Бесцветные, немые небеса.
– Вот что ты такое, - продолжал двойник.
– Существуешь, но не можешь себе этого объяснить. Ты окружён подсказками, но не замечаешь их, потому что смотришь внутрь себя. Ищешь, но не хочешь найти.
Вокруг нас уже не осталось ничего - ни тумана, ни города, ни даже земли под ногами. На месте буйства жизни зияла пустота.
– Ты не видишь, не слышишь, не понимаешь. Только бегаешь по кругу, как пёс, пытающийся догнать свой хвост. И пока это так, не может быть и речи о «нормальной» жизни. Ты - пуст.
С этими словами Отражение ткнуло в меня пальцем, и я начал рассыпаться на кусочки точно так же, как всё остальное несколько секунд назад.
– Что?!
– запаниковал я.
– Что ты делаешь?! Подожди!
Но было поздно - все чувства разом отказали, и меня окутала глухая непроницаемая тьма.
* * *
Проснулся я от того, что в горле собрался мешающий дышать комок. Тело взмокло, сердце билось где-то под диафрагмой. Хрипя и пытаясь откашляться, я сел на постели.
После посещения новообразованного Квислендского кратера с моими снами и так творилось что-то странное, но в этот раз ночные фантазии превзошли все ожидания. Перед глазами всё ещё висело лицо Отражения, ухмыляющееся одновременно гнусно и грустно. Он был как... настоящий.
– Ты чего?
Лина сидела на своей кровати и штопала плащ. Обычно я просыпался раньше, а она дрыхла до победного конца - если не будить, могла проспать до полудня или даже больше. Я глянул в окно: солнце только взошло, и тень от трактира, в котором мы остановились, простиралась на несколько десятков саженей.
«С ума, что ли, сошла?» - подумал я, глянув на девчонку, и ответил:
– Сон был... яркий.
– Мне кошмары давно перестали сниться, - сказала Лина, так и не повернув головы в мою сторону.
– А мне, похоже, как раз начали. После того, как встретил тебя, кстати. Хм-м...
– я посмотрел на девчонку с прищуром.
– Ой, ну конечно, - отмахнулась та.
– Я одним своим появлением разрушила твою психику. Смотри окончательно не рехнись.
В коридоре пронзительно скрипнула половица, и почти сразу раздался стук в дверь.
– Кто там?
– недовольно отозвался я, вставая с постели.
– Велели жвать к жавтраку, - прошамкала служанка из коридора.
– Скоро будем, - я начал одеваться.
– Вы уж пошпешите, гошпода хорошие, похлёбка-то штынет жеж!
– И до нас донеслись шаркающие удаляющиеся шаги.
Я повернулся к Лине:
– Ты-то чего не спишь? Лучше бы высыпалась. В следующий раз ночевать под крышей нам придётся только через недельку.
Девчонка только усмехнулась в ответ.
– Я спала в канаве с городскими шавками в обнимку. Уж как-нибудь переживу.
– Как знаешь, - вздохнул я.
– Но если ты опять начнёшь ныть, что устала и хочешь спать, я засуну кляп тебе в рот и оставлю в ближайшей деревне, так и знай.
– Ну, ну, не оставишь, - промурлыкала Лина, подходя ближе.
– Не бросишь же ты единственную ученицу на произвол судьбы из-за такой мелочи.
На мгновение мне захотелось придушить маленькую нахалку голыми руками.
– Ты меня в могилу сведёшь, - вздохнул я.
– Пойдём уже завтракать.
Наглая девчонка зловеще хихикнула и первой шмыгнула из комнаты.
Что бы я ни говорил, она права. Не брошу.
Недоверие между нами растаяло в тот же день, когда мы уехали с места катастрофы. Это случилось само по себе, незаметно: я даже себе самому не мог объяснить, почему перестал ждать от Лины подвоха. Она тоже перестала смотреть исподлобья и односложно отвечать на вопросы. Мы словно одновременно расслабились, и барьеры, мешавшие нам находиться рядом, пали.
Я и не подозревал, что способен так быстро сближаться с людьми. Алонсо, к примеру, даже за несколько лет знакомства не подобрался к такому уровню: при нём я сначала думал, затем думал ещё раз, и только потом говорил. Любопытному купцу трудно верить - наверное, в этом всё дело.
Лина же ни о чём не спрашивала, а если и спрашивала, то не настаивала. Мы говорили обо всём понемногу и ни о чём. Временами девчонка вела себя грубо, временами - до умиления наивно. Иногда она становилась совершенно несносной, но даже когда я злился на неё, злость внутри меня смеялась. С Линой было легко.
Поэтому, несмотря на изначальные сомнения, теперь я не жалел, что взял её с собой.
Даже в такую рань в общем зале свободным остался только один стол. Девчонка, увидев в дверном проёме нового посетителя, бросилась занимать последнее место. Я, в силу менее скромных габаритов, шёл осторожнее и по давней привычке присматривался к публике. Уж что-то, а посмотреть сегодня было на кого - народ собрался весьма разномастный.
В одном углу сидела группа мужчин в богато расшитых назирских халатах, в вырезах которых мелькали медальоны гильдии торговцев. Рядом с ними пристроилось несколько наёмных караванщиков с помятыми лицами - при одном взгляде на них в воздухе мерещился запах перегара. В другом углу, надвинув капюшон на глаза, пил молоко странствующий монах. Напротив него торопливо уничтожал похлёбку хмурый детина, похожий на рыцаря, но без герба и, судя по состоянию снаряжения, без гроша в кармане. Посреди зала свободно расположилась компания вольников - чистильщиков, которым кочевая жизнь наёмника показалась прибыльнее членства гильдии, в которую нужно платить взнос. Они играли в карты и вычурно, используя характерные для своей профессии словечки, ругались на весь зал. От стойки на них апатично смотрела пухлая девица, держащая на коленях видавшую виды лютню. Мне хватило одного взгляда, чтобы наградить её званием «самый нелепый менестрель, которого я когда-либо видел». Нам же с Линой достался маленький столик, стоящий у самой стены. По соседству, у окна, клевал носом человек в пёстрой одежде королевского гонца.