Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес
Шрифт:
– Вот так новость! – саркастически вставил мистер Леман.
– Слушайте! – вмешался официант. – Я могу сказать, что не так с вашим шоу. Сам я его не видел, но горничная с четвертого видела, и она…
– Минуточку, – перебил его Джек. – Мы хотим, чтобы эта молодая леди…
– Прошу прощения, – извинился официант. – Мисс, ваше слово.
Пэгги поднялась с кровати. Держалась она спокойно, но угрожающе.
– Это ты принимала звонок в Нью-Йорк из 413-го? – холодным ровным тоном осведомилась она.
– Ну-ну, детка! – взмолился Берни.
– Так ты?
– Да, я.
– Нахально ты себя
– Мне так не кажется.
– А вот мне очень даже. Тебе ведь положено быть любезной? А? Положено?
– Я всегда любезна, когда говорю с леди.
Повисла пауза.
– Я скажу, на что ты нарываешься! – выкрикнула мисс Марлоу. – На то, чтобы тебе врезали по твоей безобразной мордуленции!
Угроза эта была брошена легко и небрежно. Пэгги, побывавшая в пятидесяти скандалах, даже ничуть не разволновалась. Однако ее заявление едва не сорвало диспут. Фанни издала подбадривающий клич «Давай! Давай!», Леман только безмолвно ахнул. Берни взмолился: «Ну-ну, детка!», Бенхэм пощелкал языком и пробормотал: «Нет, что же это?», явно считая, что под покровительством Дэвида Беласко ничего подобного не случилось бы. Джек предпринял умный тактический ход – в обычной своей любезной манере выпроводил Китти из комнаты и закрыл дверь. Наступила минута блаженного покоя.
Леман тяжело отдувался.
– Заприте же наконец эту дверь! – распорядился он.
– Я?
– Да-а!
– Хорошо.
– Вам придется отпереть ее снова, – заметил официант, – чтобы выпустить меня. Так вот, я собирался передать, что сказала та горничная с четвертого этажа. Она сказала: «Руперт, чего хочет зритель? Развлечений».
Мистер Леман завыл как бэнши [10] .
– Выметайтесь!
– О’кей, сэр. Хозяин тут вы. Доброй ночи, господа.
10
Мифическое существо кельтского фольклора, вроде феи или ведьмы, извещающее воями и стонами о чьей-то смерти.
– Доброй ночи! – прошипел мистер Леман.
Простак пребывал в полном недоумении. Это была первая конференция, в которой он участвовал, и она оказалась ни чуточки не похожей на ту, что рисовалась его воображению. Он-то представлял себе сердечных вежливых участников – таких, что Леман в минуту вдохновения назвал счастливой семьей, обменивающихся за шампанским благожелательными, любезными замечаниями. Что-то в духе салонов XVIII века, про которые он читал в школе. А тут – прямо сборище на редкость раздражительных диких кошек. Это ставило его в тупик, сбивало с толку. Никто не открыл ему, что сегодняшняя конференция, по обычным театральным меркам, – просто верх учтивости и вежливости.
Мистер Леман снова призвал собрание к порядку.
– Про-дол-жа-ем! – в обычной своей властной манере произнес он. – Необходимо решить что-то насчет спектакля, а мы никуда еще не продвинулись.
– Давайте станем постоянным комитетом и будем проводить совещания каждую неделю, – высказалась Фанни.
– Заткнись!
– А я еще и рта не открывала.
– Только и знаешь – ля, ля, ля… Итак, мы дошли до пролога.
– Пролог годится, – глубокомысленно заметил Простак.
Леман снова
Когда премьера не имеет большого успеха, председательствующий выбирает, по театральному обычаю, какого-то индивидуума, на которого и выплескивает всю ярость. Как правило, им автоматически становится автор, но за отсутствием такового выбор пал на Простака. Фактически никак не повинный в сочинении пьесы, Простак стоял ближе всех к отсутствующему драматургу.
Испепелив его взглядом, Леман продолжил:
– Итак, следующий эпизод – сцена в саду.
Про нее, как мы знаем, у Простака имелось что сказать. Он ожил точно цветок под весенним дождичком.
– Ах да, сцена в саду, – бойко вступил он. – Я скажу вам, в чем там дело. Деревья посажены неправильно.
Леман поднялся со своего места, и Джек, всегда готовый вылить масла на бушующие воды, попросил его умерить пыл.
– Неправильно посажены, вот как?
– Да, мой друг. То есть дорогуша. В настоящем саду.
Мертвенное спокойствие пало на Лемана. Такое спокойствие воцаряется в вулкане перед извержением, от которого потом тысячи людей спасаются бегством.
– А теперь послушайте! Меня от вас тошнит! Вы мне осточертели до посинения. Влезаете без конца с какими-то дурацкими идеями. Я больше не выдержу!
– Это идея не дурацкая. Я по делу говорю.
– А я не желаю слушать, ясно? Кто тут главный, в конце концов?
– Я тоже в какой-то мере…
– Да-а? Главный продюсер я, понятно? И говорить буду я. Двадцать пять процентов – вот и все, что у вас есть.
– Да, я знаю, но вы сами просили меня делать заметки…
– Вы что же, намерены продолжать?
– Господи, но если я вижу недочет, разве я не могу вставить словечко? Так вот, сад посажен неправильно. Много лет назад, когда я был совсем маленький, – продолжал Простак, не вовремя ударяясь в воспоминания, – я проводил летние каникулы у своей старой тети, а конкретно у тети Изабел, в Нижнем Сматтеринге, в Вустершире. У нее был сад. Так вот, хоть верьте, хоть нет…
Извержение началось.
– Да чтоб я пропал! – заорал Леман, вцепляясь в свою шляпу, единственно надежную вещь в вертящейся Вселенной. – Это уж чересчур! Вы чуть было не загубили спектакль, слоняясь за кулисами и досаждая актрисам, а теперь еще здесь болтаете без передыху про какие-то деревья и свою тетку Агату!
– Изабел.
– Что вы, черт вас дери, смыслите в театре? Я руковожу этим шоу, ясно? И не желаю, чтоб в него совали нос, понятно? Терпел сколько мог, а больше не могу-у! Даже у самых распоследних кретинов и то вдвое больше разума. Поберегите голосовые связки. Доехало?
Тут встала Динти, бледная, но вполне владеющая собой. Она заметила, что у Простака отвалилась, словно увядшая лилия, нижняя челюсть, и зрелище это всколыхнуло в ней все материнские инстинкты.
– Не смейте говорить с ним так! Я этого не потерплю!
Леман обратил обезумевший взор на мятежницу.
– Да? А вас это каким боком касается?
Динти Мур была из рода Керри, а с Мурами из рода Керри так далеко заходить не стоит. Губы у нее отвердели, глаза засверкали. На минутку даже показалось, что сейчас она расправится с Леманом, как расправилась однажды на Кони-Айленд со страховым агентом по имени Эд.