Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес

Вудхаус Пелам Гренвилл

– Мне только и не хватало этого чокнутого, – простонал он. – Убирайтесь!

– Слушаюсь, сэр.

– Фричи! – фыркнул мистер Леман, точнее – выплюнул это имя, будто выругался крепким и сочным елизаветинским ругательством, какое мог бы отпустить Бен Джонсон, разозлившись на Бомонта и Флетчера за стаканом шерри в таверне «Русалка». – Только его нам и не хватало!

И снова в номере 726 воцарилось молчание. Нарушила его Фанни.

– Интересно, могу я задать вопрос? – полюбопытствовала она со смиренной ласковостью, подействовавшей

на Лемана словно раскаленная кочерга. Он возбужденно подскочил, шляпа-дерби качнулась.

– Отстань! – взмолился он. – Отстань от меня, говорю!

Но упорную женщину с пути не сбить. Долг ее – оказывать мужу всяческую помощь, и она твердо намеревалась исполнить его.

– Я только хотела спросить, ты будешь вставлять какой-нибудь номер в ту пятиминутную паузу, когда Уиттекер никак не могла вспомнить следующую реплику? – ласково проурчала она. – Если она намерена выдерживать такую паузу на каждом спектакле, вставной номер необходим. Балет к примеру. А не то я и сама могла бы выйти с булавами…

– Отстань! – Леман свирепел на глазах. – Отстань, отстань, отста-ань!

– Мы все трудимся ради спектакля, – добродетельно проговорила Фанни. – Как-то я видела труппу швейцарских музыкантов…

– Прекрати сейчас же! – взревел мистер Леман и повернулся к Джеку. – Ты сказал режиссеру, что мы встречаемся здесь?

– Он придет с минуты на минуту.

– А Берни?

– Я сказал ему номер комнаты.

– А где эта Мур с моими заметками?

Простак тоже решил помочь.

– Мистер Леман, вот мои заметки, если вам потребуется…

– Давай звякни Берни. Вызови его сюда.

– Ладно. Но что-то я не видел его в зале.

– Я видела, – вставила Фанни.

– И что он сказал? – спросил было Леман, но тут же быстро добавил, заметив, как засияло лицо жены. – Нет, молчи!

Простак все рвался помочь.

– Вот заметки, мистер Леман. Желаете взглянуть?…Насчет сцены в саду, к которой мне особенно хочется привлечь ваше…

– О-о! – простонал Леман.

Вошла Динти Мур с экземпляром пьесы, пухлой стопкой заметок, надиктованных Леманом, и пучком остро отточенных карандашей. Вела она себя смирно, без всякого следа обычной живости, напоминая персонаж из жутких историй, которому явилось привидение. Собственно, так оно и было. Приветственное восклицание Простака не вызвало ответной улыбки. Воспитанные девушки на похоронах не улыбаются.

– Дайте сюда заметки, – велел мистер Леман, усаживаясь за письменный стол. – И пьесу. И карандаш.

– Дайте мне мистера Сэмсона, Китти, – сказал Джек в телефонную трубку. – Из номера 413. Да, кстати, как вам спектакль?

– Ну-с, приступим. – И мистер Леман открыл пьесу.

– Да! – с болью воскликнул Джек. Было очевидно, что ответ телефонистки совсем не порадовал его. – Ну, так далеко я бы не стал заходить… – слегка поморщившись, бросил он. – Поймите, спектакль еще не обкатан. Над ним нужно поработать. К тому времени

как мы приедем в большой город, он засверкает и заискрится.

– Ага! – воскликнул Простак. Вот он, по его мнению, старый боевой дух.

Мистер Леман жестом приказал Динти сесть на стул рядом с ним.

– Записывайте все, что будут говорить, ясно? И я не хочу… О Господи, опять он здесь!

Это вернулся официант, нагруженный бутылками шампанского.

Глаза Фанни, округлившись, провожали его, пока он пересекал комнату.

– О! – задохнулась она в восторге от такой щедрости. – Ваш день рождения?

– А? – переспросил Простак. – Нет, мы хотели отпраздновать успех спектакля.

Брови у Фанни вскинулись.

– Что?

– Успех спектакля.

– Значит, я правильно расслышала. – Она взяла бутылку шампанского. – Их откроют?

– Ну конечно.

– Скоро?

– А, ясно! Официант, откройте, пожалуйста, бутылочку-другую.

– Простите, что спешу так, – сказала Фанни, – но, понимаете, мне ведь пришлось смотреть все три акта.

Джек наконец установил связь с таинственным Берни.

– Берни? Это Мак.

– Скажи, пусть поторопится, – раздраженно бросил Леман.

– Мы собираемся тут, в 726-м. Ждем тебя, – сказал Джек. – О’кей.

И повесил трубку. Официант маячил в дверях.

– Мистер Фричи спрашивает, когда подавать еду.

– Ах да! – воскликнул Простак, вспомнив об обязанностях хозяина. – Хотите, чтобы закуску привезли прямо сейчас?

– Мне все равно, – ответил Леман; его мысли блуждали далеко от всего земного. – Я прошу одного: пусть Фричи держится подальше отсюда.

– Вы желаете видеть мистера Фричи? – бойко осведомился официант.

– Нет! Не желаю! Брысь!

– Слушаюсь, сэр. А помните, что сказал Макартур японцам, когда те выпихнули его с Филиппин?

– Нет.

– Я еще вернусь!

Два бокала шампанского привели Фанни в веселое расположение духа. Она предложила тост:

– За Глэдис Уиттекер, королеву глухонемых!

Леман грохнул кулаком по столу.

– Закройте дверь! – рявкнул он. – И где все? Я плачу режиссеру кучу денег. Где он? Берни Сэмсона я привез из Нью-Йорка. Где он? Мне что, никогда не получить ни от кого помощи? А, – перебил он сам себя, – наконец-то! В комнату вошел Сесил Бенхэм, режиссер.

16

Сесил Бенхэм, человек зрелых лет, держался спокойно и с весьма большим достоинством. Некоторые, но не он сам, считали его старомодным анахронизмом. Расцвет его режиссерской карьеры пришелся на то давнее время, когда кино еще находилось в младенческом возрасте, а телевидение маячило в дымке далекого будущего. Когда Бенхэм величественно вошел в комнату, у присутствующих сложилось обманчивое впечатление, будто на плечах у него накидка с алым подбоем. Никакой накидки, конечно, не было, но вокруг него витала аура Елизаветинской эпохи.