Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес
Шрифт:
– Позвольте объяснить, – начал Простак. – Вы так легко говорите о деньгах.
– Или слишком бойко, – подсказал Мэрвин.
– Да, или слишком бойко, – согласился Простак, всегда открытый предложениям. – Вы легко, или бойко, говорите о покупке моего шоу, но позвольте напомнить, что вышеназванное драматическое сочинение, или пьеса, собственность чертовски ценная. Это величайшее драматическое произведение за последние двадцать лет. Начинается оно с пролога…
– Что, вы поверили всякой чепухе? – взорвался Леман. – Послушайте, дорогуша…
– Слушаю, мой друг.
– Я в шоу-бизнесе собаку съел. Э?..
«Э» было обращено к Фанни, которая бормотала: «Твой конек – водевили». Ожегши ее злобным взглядом, Леман сказал:
– И что? С водевилями полный порядок, но мы говорим не о водевилях, а о постановке драматических спектаклей. Я собаку съел в шоу-бизнесе, – повторил он, вбивая в ладонь левой руки кулак правой, – и сумею слепить кое-что из этого спектакля. А вот вы не сумели!
– Не сумел?
– Нет.
Простак легко хохотнул. Дж. Бромли Липпинкотт в подобной ситуации нахмурился бы, но сам он предпочел легкий смешок. Однако прозвенел он не так музыкально, как хотелось бы, и он исполнил номер на бис. На этот раз хохоток раскатился так переливчато и музыкально, что лучше не бывает.
– Не сумел, вот как? А вы заверните за угол и взгляните на толпу, рвущуюся купить билетик. Это шедевр, дорогуша, а под моим управлением…
– Управление – самое главное, – вставил Мэрвин.
– Да-с, сэр, именно! Управление – самое главное, – повторил Простак. – Абсолютно. Тут требуется рука эксперта, и именно ее-то и получил этот спектакль.
Леман задышал хрипло и тяжело. Будь здесь его доктор, он озабоченно поджал бы губы и потянулся за таблетками.
– Послушайте, – проговорил Леман, – я дам тридцать. У меня в кармане – удостоверенные чеки. Ну? Договорились?
– Нет, – покачал головой Простак, – так не пойдет, старина. Ради вашего же блага – не могу согласиться. Если у вас на совести останется лежать камень, что вы сладкими речами уговорили меня продать это великолепнейшее произведение за какие-то там тридцать штук, вам до конца жизни не узнать покоя. Перестанете спать по ночам. В шоу есть блестящая сцена в кабаре…
– Сорок!
– Прошу прощения?
– Да у меня всего пятьдесят. Хотите все? Вы что, думаете, я стараюсь вас облапошить?
– Нет, что вы! Обвинение в злом умысле снимаю. К сожалению…
В эту минуту раздался шум, будто от порыва мощного ветра. Дверь распахнулась, и в комнату, даже не постучавшись, ворвался Джек МакКлюр. Как и его бывший партнер, он очень спешил. При виде Лемана Джек в крайнем изумлении резко затормозил.
– Вот как! – выдохнул он, одним восклицанием передавая целую гамму чувств.
– Так-так, – заметила Фанни, – дружок явился.
– Я считал, что мы друзья, – откликнулся Джек, и даже Дж. Бромли Липпинкотт, потрясенный бесстыдным шедевром плагиата, не сумел бы вложить больше ужаса и негодования в эту короткую фразу.
– Пытался меня обжулить? – Горящие глаза Джека прожгли мистера Лемана, потом он силой воли оторвал от него взгляд и повернулся к Простаку. – Вы уже продали ему спектакль?
– То есть шедевр?
Джек МакКлюр, обычно такой сдержанный, такой воспитанный, внезапно завопил в голос:
– Если еще нет, не продавайте! Он хочет вас ободрать.
– Мистер Леман? – поразился Простак.
– Он не упомянул про полицию?
– Я про полицию сказала, – вмешалась Фанни, и Леман бросил на нее взгляд, да такой, что, присутствуй здесь Дж. Бромли Липпинкотт, он первый признал бы: этот взгляд превосходит все взгляды его собственного репертуара.
– Вот тебе и друг, – хрипло проговорил Леман. – Вот тебе и друг!
– Послушайте, – приступил к делу Джек, – даю пятьдесят тысяч. Они у меня здесь, с собой.
– Пятьдесят? – Простак опять легко, переливчато, музыкально хохотнул. – Да даже мистер Леман предлагал столько.
– Вот как?
– Желаете повысить цену? Это ведь шедевр, не забывайте. Священник входит с раввином, и они говорят, то один что-то скажет, то другой, слова так и летают, и так далее и тому подобное.
Джек потер подбородок.
– Но… пятьдесят тысяч? Это ведь немалые деньги.
– А что вы скажете, мистер Леман?
Внимание Лемана на минутку отвлеклось от дискуссии – он тихим, интимным полушепотом сулил жене, что непременно проломит ей голову.
В разговор вклинился Мэрвин Поттер, решивший выдвинуть предложение.
– Я думаю… – начал он и умолк. Взгляд его лишь сейчас случайно упал на манишку, он прочитал послание и оцепенел. Потом на его красивом лице проступила суровость. – Леман, – спросил он, – это ваша работа? Это вы подобрались ко мне, точно тать в ночи, и намалевали «Хелло, малыш!» на моей грудной косточке? – Но тут же смягчившись, добавил: – Хотя нет, конечно. Вы ведь не пользуетесь губной помадой. Н-да, скорее всего надпись так и останется загадкой истории, вроде Железной маски. Однако я не о том… Мне кажется, я нашел выход. Не знаю, насколько вы сведущи в мире финансов, но лично я полагаю, что в тех случаях, когда два финансовых воротилы, назовем их «Воротила А» и «Воротила Б», горят желанием провернуть крупную сделку и ни один не желает уступать, то зачастую они разрешают спор, прибегая к так называемому слиянию. Они, если вы следуете за моими рассуждениями, «сливаются». Замечательнейший способ уладить и вашу проблему. У тебя, мой плутократ, старина Леман, есть пятьдесят тысяч. Вы, наш богач, старина МакКлюр, владеете такой же суммой. Почему бы вам не сложить свои песо и не выкупить спектакль вдвоем?
Простак зашелся от восторга. Царь Соломон, сказал он себе, просто болван в сравнении с этим светлым умом. С того самого момента, когда Джек МакКлюр упомянул про свои пятьдесят тысяч, у Простака возникло чувство, что киношная звезда готова выступить с какой-то идеей, высказать свое мнение, предложить какую-то уловку. И вот Мэрвин выступил! Каждое слово, падающее с его губ, – восточная жемчужина, сияющая чистейшим светом.
– Вот это правильно! – радостно вскричал Простак. – Шляпы долой перед М. Поттером! Он голова! Сто тысяч долларов – хорошая цена, мистер Леман. Как вы считаете?
Леман бессильно свалился на стул. Джек рухнул на другой.
– Сто тысяч? – завопил Леман.
– Сто тысяч? – вторил Джек.
– Думайте на бегу! – подтолкнул Простак.
Леман взвился как ракета. Джек взвился тоже.
– Это… – задыхался Леман. За последние минуты он постарел на несколько лет и казался старшим братом человека, который недавно ворвался в комнату. Да, старший брат, проживший нелегкую жизнь, испытавший немало бед, воротничок которого вдобавок мал ему на несколько размеров.