Непримиримость. Повесть об Иосифе Варейкисе
Шрифт:
— Что будем делать, товарищи подольчане? Поддержим?
— Уже, можно сказать, поддерживаем.
10. НАЧАЛО ВЕСНЫ
В следующую ночь февраль сдал пост, развернулся по уставу через левое плечо и, вдалбливая четкие шаги в податливый снег, уплел в Историю, уводимый Временем-раяводящим. Март, принявшим пост, взял винтовку на ремень. На штыке — флажок красный.
Прогудел первый мартовский гудок. Зингеровцы и земгорцы, собравшись по цехам, к работе не приступали, ждали решения
— На повестке дня два вопроса: результаты переговоров с солдатами «Земгора» и разоружение подольской полиции. Слово предоставляется товарищам, проведшим переговоры с земгорскими офицерами и солдатами.
Чижов доложил:
— Офицеры, понятно, сперва замялись. Но в конечном счете приняли наши предложения. И оружие сдали. Работу свою на заводе они пока прекратят. Выступлению солдат на нашей стороне препятствовать не станут.
— А сами солдаты что? — спросил Иосиф.
— Пришлют к нам в Совет четверых делегатов — Квитко, Висящева, Воронова и Голубева. Для начала…
Заседание оживилось:
— Теперь дело пойдет!
— А чтобы дело пошло, — предложил Иосиф, — не будем просиживать штаны и терять время…
И, не теряя времени, отправились брать оружейный склад. Обнаружили там семьдесят пять винтовок и боеприпасы к ним. Раздали тем, кто умел владеть оружием и собой. Теперь можно было заняться полицией.
Вывели из цехов рабочих, построили все на том же вместительном дворо, у главной заводской конторы. Но тут услышали приближающийся мерный топот сотен сапог. Иосиф насторожился: неужели прислали карателей?
— Спокойно, товарищи! — предупредил он. — У кого есть оружие, приготовиться! Без команды не действовать! Главное — выдержка…
Тем временем из-за угла корпуса показались ровные ряды серых шинелей. Над светлыми папахами — темные штыки.
В напряженной тишине послышалась команда. Колонна четко притопнула и — раз-два — встала, Первая шеренга раздалась, пропуская вперед солдата.
— Да это же Голубев! — воскликнул, приглядевшись, Чижов. — Это же делегат солдатский. Нашего полку прибыло!
Солдат подошел к не убранному еще со вчерашнего дня ящику-трибуне, ловко взобрался и повернул к притихшей толпе веселое раскрасневшееся лицо.
— Товарищи рабочие! Мы, солдаты снарядного завода, прибыли, чтобы примкнуть к вашим революционным рядам…
Неистовое «ур-р-ра-а-а!!!» прервало его. В этом ликующем кличе сказалось все — и облегчение после недавней тревоги, и радость единения, и неведомое прежде, непривычное ощущение своей неодолимой силы.
Когда затихли, солдат продолжал:
— Мы примыкаем к вам, потому что мы такие же рабы самодержавия. Я заявляю вам от лица этой массы, одетой в серые шинельки… Нас здесь восемьсот штыков… Нашего брата посылали на позиции, нам говорили «иди и защищай отечество». Мы шли и защищали… Так я заявляю, что с этой винтовкой, — тут он потряс своей трехлинейкой, — да, с этой же винтовкой солдат может защищать
И снова неистовый, ликующий, долго не смолкающий клич над площадью.
Иосиф кричал «ура» вместе со всеми. Казалось, не хватит голоса, не хватит дыхания… Он оглянулся, увидел рядом с собой столько знакомых лиц. Вот пенсне чубатого Чижова. Кольман в заячьей ушанке. Мурзов, курносый, ясноглазый, весь в движении… Не выдержал Иосиф, полез на ящик, с которого только что соскочил солдат.
— Товарищи! Прекрасные слова сказал с этой нашей трибуны товарищ Голубев, Мы верим, что так же думают и все явившиеся с ним солдаты. Мы приветствуем их в наших революционных рядах!
Взглянул на суровый, однотонный солдатский строй — увидел веселые зубы на обветренных лицах, Хватанул холодного воздуха, продолжил:
— Обреченная мировая буржуазия втравила трудящихся в кровавую бойню. Как говорится, мертвый хватает живого. Но что дает нашему брату война? Ничего, ровным счетом ничего! Кроме гибели и разорения, А что она дает эксплуататорам? Новые прибыли! Вот почему наша революция должна быть направлена против войны, против тех, кто жиреет на крови народа!
— Верно! — откликнулись голоса из солдатских рядов.
— Так точно!
И чей-то истеричный взвизг:
— Поражения России желаешь?! Христопродавец!
— Не поражения России! — загремел Иосиф, его синие глаза сверкнули. — Не меньше, чем тебе, крикун, мне дорога Россия! Не ее поражения..! А поражения ее правителей, которые меньше всего заботятся об интересах своего народа. Их заботит только собственное сверхблагополучие, Они, нынешние правители России, хуже всякого внешнего врага…
— Уж это точно! — снова поддержали солдаты.
— И еще, товарищи! — голос Иосифа срывался, но его слушали. — Наши классовые враги рассчитывают перессорить меж собой рабочих разных стран. Они хотят заставить нас убивать друг друга и не трогать тех, кто паразитирует на нашем труде. Втравливая нас в эту бойню, они рассчитывали, что тем самым обеспечат свою безнаказанность, а нас обескровят и еще туже скрутит. Они просчитались! Народ, получивший в свои руки оружие, теперь знает, против кого это оружие направикть!
И снова «ура!» И новые ораторы на ящике-трибуне.
Невесть когда и откуда появившийся духовой оркесгр грянул «Марсельезу». Как только не примерзнут губи трубачей к холодной меди? Знать, живое дыхание сильнее последних морозов…
И, по-вчерашнему построившись, тем же путем — но на сей раз под музыку и вместе с солдатами — двинулись в город. И было их не меньше, чем вчера.
Устали трубачи — зазвучала песня:
Долго в цепях нас держали, Долго нас голод томи-ил, Черные дни минова-али, Час искупленья пробил!