Непристойное предложение

Гир Керстин

– Трус несчастный! – прошипела Эвелин и огляделась. – Где он?

– В кабинете. Он нас не слышит.

– Ладно, тогда слушай меня: Фриц собирается дать каждому из своих сыновей по миллиону евро, если они поменяются женами на полгода.

– Что? – вырвалось у меня.

Сказанное Эвелин прозвучало наивно и сложно одновременно. Но это было совершеннейшим бредом.

– И как все это должно выглядеть?

– Очень просто: ты переедешь на шесть месяцев к Оливеру в нашу квартиру, а я на тот же срок поселюсь

здесь, в вашей развалюхе со Штефаном. Вот и все.

– Да, но… для чего все это? Я хочу сказать, что Фрицу толку от всего этого?

– Положительные эмоции, – сказала Эвелин.

– Полный бред! Оливер и Штефан имеют право объявить старика недееспособным. Он сам не понимает, что говорит.

– Он лишь считает, что его сыновья женаты не на тех женщинах.

– И поэтому он решил, что, поменявшись, мы станем лучше подходить друг другу?

Брэд Питт для Дженнифер Энистон, Блуменколь для Блуменкёльхен – конечно!

Эвелин слегка поменяла позу.

– Определенно. Он же думает, что это мы во всем виноваты. И в том, что его сыновья не смогли сделать приличную карьеру, и в том, что у нас нет детей.

– Но это не моя вина, – пыталась протестовать я. – Кроме того, если я погубила карьеру одного из сыновей, то как я смогу повлиять на становление второго в положительном плане?

– Все это не имеет никакого значения! – Эвелин снова сморщилась, словно от приступа зубной боли. – Здесь речь идет всего лишь о, так сказать, стариковской субтильной игре во власть, в результате которой Фриц берется доказать, что его сыновья всегда станут делать то, что захочет их отец.

– За миллион евро, – презрительно добавила я.

– За один миллион евро, – подтвердила Эвелин. – Это для Фрица очень важно и, похоже, сулит прибыль. Вероятно, это какое-то пари.

– С кем же?

– Не знаю, – Эвелин снова элегантно поменяла позу. – Но если мы не подыграем, то он его проиграет. А нам это надо? Он же как-никак наш любимый свекор.

– Но если он проиграет, он же все равно сохранит свой миллион!

– Два миллиона. Каждый в конце концов получит по одному.

– Тем хуже! Если речь действительно идет о пари, то Фриц останется весьма доволен, далее если проиграет.

У Эвелин было другое мнение.

– О нет! У человека случится припадок бешенства, если человеческая молва начнет судачить о том, что он проиграл в споре своим детям!

– Да, но с ним случится такой же припадок, если на какой-нибудь распродаже цены поднимутся хоть на два цента. И я не рискну даже предположить, что будет, когда речь идет о двух миллионах.

– Но кто знает, как высоко могут подняться ставки? – сказала Эвелин. – Старик в любом случае получит хороший навар – так или иначе!

У меня закружилась голова.

– Все это полный бред! – воскликнула я. – Кому от этого прок? Никто ничего

с этого не получит! Ни детей, ни карьеры ни Штефан, ни Оливер в результате не сделают. Даже если поменяются женами! Все это не имеет никакого смысла.

– Но нам это должно быть безразлично, – продолжала возражать Эвелин. – Мы однозначно кое-что с этого получим – а ведь нам нужны только деньги, не так ли?

– Только деньги – это точно, – согласилась я.

– Смотри на все прагматично: половина суммы станет нашей, – сказала Эвелин. – Твоей и моей. Пятьсот тысяч евро. Каждой.

Пятьсот тысяч евро… Я перевела взгляд с пола на свои туфли. Моим глазам открылась замечательная картина: длинные ряды прекрасных сортовых фруктовых деревьев, плантации английских роз и лаванды на тщательно обработанных и обустроенных четырех гектарах земли. Я увидела длинные очереди клиентов, стремящихся заполучить в нашем питомнике фантастические саженцы для оформления своих участков, и то, как я бросаю на Штефана торжествующий взгляд, давая ему понять, насколько он был не прав, утверждая, что эра ландшафтного дизайна давно прошла.

– И ради этого я должна буду всего лишь переехать жить к вам, а ты к нам? – спросила я, чувствуя себя при этом как рыба, польстившаяся на особо лакомую приманку. Но ей, этой рыбе, не особенно долго радоваться тому, как вкусна эта приманка. И она поймет это в тот момент, когда вылетит из воды, болтаясь на остром крючке.

– Именно, – сказала Эвелин. – Фриц – всего лишь фон. Все остальное пойдет своим чередом.

– Что остальное?

– Ну, ты же знаешь.

– Не знаю!

– Брось, не притворяйся большей дурочкой, чем ты есть! Фриц хочет, чтобы мы поменялись всем.

– Что ему-то от этого?

Эвелин пожала плечами.

– Я же сказала: положительные эмоции! Осознание своего права иметь право. Осознание права держать все под контролем. Да откуда я знаю! Нам должно быть безразлично! Нам нужны только деньги, разве нет?

Я кивнула. Да, мне нужны были деньги. Но мне был нужен и Штефан. И ни при каких обстоятельствах я не могла позволить себе смириться с мыслью, что за эти полгода он вдруг решит, что Эвелин подходит ему больше, чем я. Поэтому я с надеждой добавила:

– Но если наши мужья все-таки не захотят ввязываться в эту авантюру…

– Захотят, – уверенно оборвала меня на полуслове Эвелин. – Они ерепенятся лишь из принципа. Так, чтобы немного показать свое достоинство.

– А что будет с нашим достоинством?

– За такую цену я с удовольствием им поторгую, – заявила Эвелин. – Кроме того, все далеко не так драматично. Мы же всего лишь меняемся мужьями, а не работой, пристрастиями в еде и питье или автомобилями! И даже не шмотками – потому что в этом случае я бы трижды подумала, прежде чем согласиться.