Непрошеные или Дом, с которым мне «жутко» повезло. Книга 2. Жизнь продолжается?
Шрифт:
– И где гарантии, что я подпишу сейчас именно договор, а не смертный приговор самому себе? И, вообще, с какой стати я должен вам доверять? Вы мне кто: друг, сват, брат? Да, вы сами посудите. Документов ваших я не видел. Мне неизвестно: откуда вы. Я даже не знаю вашей фамилии. С тем же успехом, конвоира оставшегося за дверью, можно переодеть в белый халат, после чего, выдать то «чучело» за моего лечащего врача. Ни так ли?
– Ошибаешься, дружок!.. – с хитрецой в голосе улыбнулся адвокат. – …Ни у одного из здешних конвоиров, не может быть такого перстня!.. – Виталий Зиновьевич поднес к моему лицу, сжатую в кулак правую руку с тем самым массивным «болтом». Мне даже показалась, что кошачья морда на том перстне, слегка прижмурилась и улыбнулась. И, возможно посчитав, сей аргумент не шибко для меня убедительным (а быть может, он прочитал эту точку зрения на моем же лице), мой адвокат поспешил добавить. – …А, кроме того. Ни один конвоир, как и не один милиционер или ещё кто-либо, не скажет тебе того, что о твоей защите хлопотала сама Марта.
И ведь, действительно. Никто из ныне живых, знать о Марте просто не мог. Разве что Бес. Именно он видел её прошлой ночью. Однако, даже тот урка, наверняка, не мог знать её имени. Да если б и узнал, из камеры он, один чёрт, не отлучался. Тем более ни с кем, кроме меня, за прошедшие восемь часов он точно не общался.
И всё же главным, если не сказать наиглавнейшим аргументом в пользу подписи на том чистом листе, для меня оставалось обещание самой Марты помочь мне в самом ближайшем будущем. Похоже, этот адвокат и должен был стать первым шажком на длительном пути моего полного освобождения.
– Эх, была, ни была. Пожалуй, мне действительно стоит рискнуть. Давайте ручку. – в данной, вовсе непростой ситуации, рассчитывать я мог лишь на чудо. На нечто сверхъестественное. Именно таковой, мне и представлялась сейчас Марта. На её помощь, мне и оставалось нынче уповать.
– Какая «ручка»? Какие «чернила»? Нет, братец. Такой документ подписывается исключительно кровью. – и рядом с чистым листом бумаги, тотчас легло и лезвие опасной бритвы.
«Кровью, так кровью!» – в ту минуту, в моей голове не возникло и малейшего сомнения по поводу столь экзотичного визирования документа. А может, и возникло…
Скорей всего, кое о чем я, конечно же, догадывался. Однако было мне тогда, абсолютно пофиг. Главное, чтоб поскорей удалось покинуть это жуткое заведение. После того, как я с горем пополам нацарапал свой автограф, на белом поле чистого листа, как бы из ниоткуда вдруг проявился весьма странный текст.
«Преклонение, за избавление.
Подчинение и покаяние на все времена.
Ни мне, ни ему, все имени Твоему.
Небытие и забвение, как высшая кара».
Просто и лаконично. Никаких, уже ставших привычными для нас «мы, нижеподписавшиеся…» или там «права и обязанности сторон». Никаких тебе «форс-мажоров» или юридических адресов. Не было тут и утомительного перечисления условий, растянутых на пятьдесят-семьдесят пунктов и стольких же мелких подпунктов. Все было предельно кратко и…. И почти понятно.
Так и не успев в полной мере налюбоваться столь минимизированным документом, та бумага с подписанным договором вдруг потемнела. Прямо на моих глазах она очень скоро превратилась в пепел, рассыпавшись на бесконечное множество светло-серых пылинок…
ГЛАВА 5
Начальник следственного изолятора полковник Караулов, прибыл на место своей службы, как никогда рано. Аж, в половине девятого утра. Столь раннее начало трудового дня было обусловлено неординарным для его заведения событием. Нынешним утром, стены изолятора «грозился» посетить, ни кто-нибудь, а сам генерал Усачёв Александр Геннадьевич, руководитель областного УВД. Потому ещё с вечера, в подведомственном Караулову СИЗО и был наведен тщательный «марафет». Фёдор Михайлович Караулов слегка нервничал. А как иначе? Ведь ни для кого не являлось секретом тот факт, что наивысший (по областным меркам) милицейский главнокомандующий наведывался в его угрюмое заведение, вовсе не из праздного любопытства. На данный момент, поводом для его визита, скорее всего, был личный контроль над ходом расследования убийства директора Тракторного завода. Все предельно просто и вполне естественно. Москва торопит Усачёва. Тот, в свою очередь, подгоняет своих подчинённых.
«Все подгоняют всех, а этот сучёнок!.. То есть, главный подозреваемый. Как назло, молчит уже третьи сутки к ряду. Не признается, падлюка, невзирая на все усилия, как ребят из «управы», так и моих собственных надзирателей. Ко всем прочим неприятностям, прибавилась и ещё одна. Этот долбанный Кузнецов, чуть было «кони» вчера не «отбросил». В камеру его унесли, в буквальном смысле, едва живого.
Ребята, конечно же, перестарались с пристрастным допросом. Однако каков подлец, и сам подозреваемый. Своей внезапной смертью, он едва не завалил долгую и кропотливую работу десятков следователей и оперов. Умри он вчера в тюремном блоке и пришлось бы начинать всё с ноля, с самого начала. По сути, с нового подозреваемого. Ведь для умиротворения общественного мнения, этой самой общественности необходимо предъявить убийцу. То есть, злодея. Конкретного исполнителя.»
Итак, когда Караулов вошел в свой рабочий кабинет, время было ещё совсем раннее. До приезда генерала он собирался принять рапорт от дежурного, узнать о ночных происшествиях и лично осмотреть коридоры изолятора, дабы уже самому быть в полной уверенности, что в подведомственном ему учреждении, действительно, все в порядке. Однако ничего из намеченного он сделать так и не успел.
Дверь, неожиданно отоварилась. И в кабинет чинно вошел сам Александр Геннадьевич Усачёв, при полном генеральском параде. Оказалось, что и «главнокомандующие» могут просыпаться чересчур рано.
– Ну, здравствуй, Федор Михайлович! Как живешь? Как здоровье? На пенсию ещё не собираешься?
– Да вроде бы, ещё рановато. – начальник СИЗО сразу понял, на что именно намекает сейчас Усачёв, потому и ответил он весьма уклончиво.
– Рано, так рано. – как-то зло улыбнулся генерал. – В таком случае. Чем собираешься меня нынче порадовать? Не иначе как наш киллер соизволил разговориться?
– Особого повода для радости пока нет. – поёжился Караулов. – Молчит сука. Как рыба об лёд. Человечка своего к нему подсадил. Да, только все бестолку. Ничего, гад, не желает подписывать.
– А ты говоришь: дескать, на пенсию рано. Коль затянем мы с этим делом, так и всем нам впору будет задуматься о дачных домиках, домашних тапочках и воспитании внуков. Не забывай о том, что данное убийство на личном Президентском контроле. – подытожив сказанное, Усачёв ударил кулаком по столу. – Ладно. Надеюсь на то, что в самое ближайшее время все уладиться. Ты давай, веди сюда своего «молчуна». Так уж и быть, заберу я от тебя твою былую, трёхдневную головную боль.
– Александр Геннадьевич, я чего-то не понял. – сейчас Караулов прибывал в полном недоумении. Такого случая, чтоб сам начальник УВД, лично забирал арестанта из следственного изолятора, в его многолетней практике ещё не было.
– Да, чего тут понимать?! Выводи убийцу из камеры и тащи его сюда. – рявкнул Александр Геннадьевич. – Коли третьи сутки он молчит, значит, следует применить к нему более радикальные методы.
– А как же документы? – в недоумении вскинул брови Караулов.
– Нет у меня времени на всякого рода формальности. Подготовишь нужные бумаги, после чего, пришлешь их с посыльным.
– Александр Геннадьевич! Ты б все же черкнул мне хоть какую расписочку. – Караулов тотчас засуетился в поисках чистого листа бумаги. – А то, мало ли что.