Нептунова Арфа
Шрифт:
Туангане Тераи все-таки постарался на славу. В этом Папалеаиаина убедилась, когда, оставив на стоянке возле Часов свой маленький, яркий «рено-электро», она пешком подошла к малому входу в президентский дворец. Национальные гвардейцы в полной парадной форме, с четырехцветной кокардой на ослепительно белых шлемах и воронеными пистолет-пулеметами Скиннера на груди, замершие по сторонам витых чугунных ворот, бросили на нее лишь мимолетный взгляд и тут же развели преграждавшие путь ритуальные копья. Значит, о ее приходе предупреждены. Впрочем, Папалеаиаина не сомневалась в этом. Как бы ни брюзжал Тераи, но если она попросит, а еще лучше прикажет, как сегодня, — он сделает. В лепешку разобьется, но сделает, даже если ему это не по душе. Такие уж отношения установились между ними еще с детства…
Как это нередко случается, продолжение оказалось куда хуже начала, и разговор с Фараджем Таароа очень скоро зазвучал совсем не в той тональности, какой хотела бы Папалеаиаина. Может, беда была в том, что здесь, на обширной террасе президентского дворца, где сидели они в легких плетеных креслах псевдоколониального стиля, в покойной, прохладной, тени натянутого над их головами тента, рассказ Папалеаиаины о Нептуновой Арфе, о ночных подводных концертах, словом, обо всем том, что для нее самой было прожитым и прочувствованным, невосполнимо терял изрядную долю достоверности и убедительности.
— Боюсь, госпожа Фолиаки, — сказал президент, когда Папалеаиаина смолкла, — что одобрить вашего поведения я при всем желании не могу. Судите сами: на одной чаше весов гипотетическая пока ценность явления, открытого нашим русским другом, а на другой — участие республики в крупном интернациональном проекте, первый выход Караури на международную арену, и выход серьезный, пусть даже ограниченный рамками нашего региона Океании. Ценности, согласитесь, несоизмеримые.
«Боже, — подумала Папалеаиаина, — неужели мне не удастся пробить эту холодную, упруго-твердую, словно литая резина, стену, которую воздвигает сейчас между нами Фарадж Таароа? Ведь я была так уверена, я убедила Аракелова, Янга, Блюминга… И что же? Аракелов сидит сейчас в пещерах под островом, прикрывая наш вояж в Папаленим, потому что, пока он там, в лабиринте подземных ходов, Ганшин не рискнет, ни за что не рискнет начать испытания, ибо вызванные взрывами просадки могут убить человека. А это совсем другое, нежели хладнокровное уничтожение Арфы. На это он пойти не сможет. Пусть даже вероятность столь сильных просадок ничтожно мала — все равно не сможет. По крайней мере, Аракелов был в этом уверен (или делал вид, что уверен, успокаивая ее?). Как он тогда сказал, Аракелов? «Я знаю таких людей, Аина. Поверьте, знаю. Они решительны на словах. Но слова — это одно, а поступки — совсем иное. Не станет Ганшин взрывать, зная, что там, внизу…» Мне бы его уверенность, — подумала Папалеаиаина, у которой при мысли об Аракелове нет-нет да екало сердце, — А может, именно уверенности мне сейчас и недостает? Что ж, придется говорить иначе».
— К тому же, — продолжал Фарадж Таароа, — я не могу не согласиться с вашим непосредственным руководителем…
— С кем? — переспросила Папалеаиаина.
— Я имею в виду господина Ганшина.
— Он руководитель работ на Фрайди-Айленде, но не мой руководитель, господин президент.
— Поскольку вы принимаете участие в этих работах, он являетс одновременно и вашим руководителем.
— Ваше правительство, господин президент, дало мне полномочи официального и полномочного инженера-инспектора при производстве работ, а инспектор не может находиться в подчинении у их производителя.
— Неужели вас так задевают вопросы субординации, госпожа Фолиаки?
— Нет. Я просто ставлю все на свои места.
— Хорошо, пусть вы правы, — сдался президент, и Папалеаиаина отметила про себя эту маленькую свою победу. Она сама не знала, зачем нужно было препираться по столь пустячному поводу, но инстинкт подсказывал ей поступать именно так. — Пусть вы правы. Но это не отменяет правоты господина Ганшина в ином. В главном. В том, что Нептунова Арфа, как вы ее называете, является источником повышенной опасности для экипажей судов, совершающих рейсы как непосредственно в водах архипелага, так и за его пределами.
— В очень узких и четко очерченных границах, а кроме того, лишь в строго определенное время. Достаточно нанести этот район на карты, выставить буи, составить таблицы зависимости Арфы от высоты приливов — и безопасность мореплавания гарантирована.
— Мы просили советских друзей найти причину чрезвычайных происшествий на судах, плавающих в этих водах, вовсе не для того, чтобы потом эту причину лелеять.
— А подумали ли вы, господин президент, что поток микроволнового излучения, который низринется с «Беаты» на антенну Фрайди-Айлендского энергоприемника, представляет не меньшую опасность для авиации, чем Арфа для судов? Причем источник постоянный, ежедневный, ежечасный…
По глазам Фараджа Таароа Папалеаиаина поняла, что такая мысль прежде не приходила ему в голову. Это было первое зерно сомнения, которое ей удалось заронить в президентскую душу, и теперь оставалось не терять инициативы.
— Кроме того, существует и другая сторона вопроса. Вы абсолютно правы, указывая на необходимость соблюдать все пункты договора, на основании которого проводится подготовка к международной стройке на Фрайди-Айленде. Но не думаете ли вы, что Лозаннская Конвенция об охране уникальных природных зон и образований («Умница, Орсон, спасибо, вот и пригодилась ваша подсказка!») является документом не менее значимым? Представьте себе, каково будет нашему представителю в ООН, например, в случае запроса о нарушении этой Конвенции на Караури…
— Не понимаю, госпожа Фолиаки… — Этой репликой президент явно брал тайм-аут.
— Если одна из крупнейших международных радиокомпаний, Ай-би-си, например, выпустит в эфир серию передач — сперва о Нептуновой Арфе и ее открытии, а затем о том, как это уникальное природное образование было по недомыслию разрушено… Передачи такой компании слушают десятки, если не сотни, миллионов человек. Среди них наверняка найдутся тысячи и даже десятки тысяч тех, кто поднимет свой голос в защиту Арфы. И как будет выглядеть тогда правительство, не воспрепятствовавшее акту… Я не хочу сказать «сознательного вандализма», но в некоторых случаях недомыслие не слишком от него отличается, не правда ли?
— И откуда же Ай-би-си почерпнет информацию? Уж не от вас ли, госпожа Фолиаки? — В голосе президента тускло блеснул металл.
— Нет, — покачала головой Папалеаиаина. — Помните того журналиста, что брал у вас интервью с месяц назад?
— Орсона Янга? — Фарадж Таароа всегда отличался отменной памятью на имена. — Конечно.
— Он был на Фрайди-Айленде. И передачи эти готовы выйти в эфир, как только станет необходимо. Насколько мне известно, сегодня он уже снесся с австралийским филиалом, и ему зарезервировано время. Конечно, он может использовать его и для любой другой передачи, у хорошего журналиста, а Янг, смею заверить, мастер своего дела, всегда есть кое-что в запасе…
Президент задумался.
— Нет, — сказал он наконец. — Думаю, госпожа Фолиаки, что нарисованна вами картина при всей ее мрачности на деле окажется гораздо приемлемее. С этой проблемой мы сумеем справиться. В худшем случае это грозит правительственным кризисом и отставкой кабинета. Зато нарушение контракта по проекту «Беата» подорвет доверие к нашему государству, и боюсь, непоправимо. А этого допустить нельзя. То же самое я сказал сегодня Ислелу Фалемахафу…
«Ах, старый хитрец! Не остался в стороне. Прекрасно, — подумала Папалеаиаина. — Нашего полку прибыло…»