Нерадивый ученик
Шрифт:
– Ну да, Креол, – сказала она.
Левайн посмотрел на нее.
– По-твоему, пусть лучше они, чем колледж? – спросил он.
– Конечно, – усмехнулась она.
Левайн побарабанил пальцами по столу.
– Скажи «валяться», – попросил он.
– Ва-аляца, – произнесла она.
– Ясно, – сказал Левайн.
Они выпили и еще какое-то время говорили о студенческой жизни, а потом Левайн пожелал глянуть на окрестности в беззвездную ночь. Они вышли из бара и поехали в сторону залива сквозь ночной мрак. Крошка Лютик сидела, прижавшись к Левайну, и с нетерпеливым возбуждением гладила его. Он вел машину молча, пока она не показала ему на грунтовую дорогу, ведущую к болотам.
– Сюда, – прошептала она, – там есть хижина.
– А я уж было начал удивляться, – сказал он.
Вокруг распевали лягушки, на всевозможные лады восхваляя некие двусмысленные принципы. Вдоль дороги теснились замшелые мангровые деревья. Проехав еще около мили, Левайн и Крошка Лютик добрались до полуразрушенного строения, невесть откуда взявшегося в этих дебрях. Как
– Не бог весть что, – сказала Крошка Лютик, прерывисто дыша, – но все-таки дом.
Она дрожала в темноте, прижимаясь к Левайну. Он достал позаимствованную у Риццо сигару и раскурил ее. Лицо девушки озарилось колеблющимся огоньком, а в глазах мелькнуло некое испуганное и запоздалое осознание того, что терзания этого парня от сохи были серьезнее всех проблем, связанных с сезонными изменениями и видами на урожай. Точно так же чуть раньше он осознал, что ее способность давать, в сущности, не предполагала ничего сверх обычного перечня повседневных предметов – ножниц, ножей, лент, шнурков; и поэтому он проникся к ней равнодушным сочувствием, которое обычно испытывал к героиням эротических романов или какому-нибудь усталому, бессильному хозяину ранчо в вестерне. Левайн позволил ей раздеться в сторонке, а сам стоял в одной майке и бейсбольной кепке, невозмутимо попыхивая сигарой, пока не услышал, как она захныкала, сидя на матраце.
В ночи неистовствовал лягушачий хор, из которого то и дело выделялись виртуозные дуэты, выводившие протяжные низкие рулады и серии легких придыханий и вскриков. Прерывисто дыша, ослепленные страстью, Левайн и Крошка Лютик, к своему удивлению, осознавали единение ночных певцов как нечто большее, чем обычные проявления близости: сплетение мизинцев, чоканье пивными кружками, добрососедские отношения в духе журнальчика «Макколл» {58} . Левайн в небрежно сдвинутой набок бейсбольной кепке на протяжении всего представления попыхивал сигарой, ощущая непроизвольное желание защитить девушку – еще не отданную на поругание Пасифаю {59} . Наконец, под неумолчное кваканье глупых лягушек, они опустились на матрац и легли, не касаясь друг друга.
58
…в духе журнальчика «Макколл». – Американский журнал для домохозяек McCall’s выходил в 1873–2002 гг. В 1949–1962 гг. в нем публиковала регулярную колонку бывшая «первая леди» Элеонора Рузвельт.
59
…еще не отданную на поругание Пасифаю. – Пасифая – в греческой мифологии дочь Гелиоса, супруга критского царя Миноса, воспылавшая любовью к быку; в результате этой связи родился Минотавр (чудовище с головой быка).
В расцвете «Жизни» мы объяты смертью. – Отсылка к англиканской заупокойной мессе (эта же строка цитируется у Дж. Джойса в «Улиссе», эпизод 6).
С. 81. – Боже, как я ненавижу дождь. / – Ты прямо как Хемингуэй… – Отсылка к роману Э. Хемингуэя «Прощай, оружие!» (1929), в котором дождь упоминается – как правило, в негативном контексте – без малого полторы сотни раз.
Элиот, наоборот, любил дождь. б…с Странная штука этот дождь… Он может потревожить сонные корни… – Ср.: «Апрель, беспощадный месяц… тревожит / Сонные корни весенним дождем» (Т. С. Элиот. Бесплодная земля. Перев. А. Сергеева).
– Посреди великой смерти, – сказал Левайн, – маленькая смерть. – И добавил: – Ха. Звучит как заголовок в журнале «Лайф». В расцвете «Жизни» мы объяты смертью [4] . Господи.
Они вернулись в кампус, и, прощаясь у фургона, Левайн сказал:
– Увидимся на стоянке.
Она слабо улыбнулась.
– Заходи как-нибудь, когда освободишься, – сказала она и уехала.
Пикник и Бакстер играли в очко при свете фар.
– Эй, Левайн, – сказал Бакстер, – я таки потерял сегодня невинность.
4
«Life» (англ.) – «Жизнь».
– А, – сказал Левайн. – Поздравляю.
На следующий день к ним заглянул лейтенант.
– Если хочешь, можешь идти в увольнение, Левайн, – сказал он. – Все уже утряслось. Ты здесь только мешаешься.
Левайн пожал плечами.
– Ладно, – сказал он.
Моросил дождь.
В фургоне Пикник сказал:
– Боже, как я ненавижу дождь.
– Ты прямо как Хемингуэй, – заметил Риццо. – Странно, да? Элиот, наоборот, любил дождь.
Левайн закинул на плечо вещмешок.
– Странная штука этот дождь, – сказал он. – Он может потревожить сонные корни, может выдрать их из почвы и смыть напрочь. Пока вы тут торчите по яйца в воде, я буду нежиться на солнце в Новом Орлеане и вспоминать о вас, парни.
– Ну так катись отсюда, – сказал Пикник, – да побыстрее.
– Кстати, – сказал Риццо, – Пирс искал тебя вчера, но я ему наплел, что ты, мол, пошел за запчастями
– Ну и куда я, по-твоему, свалил? – тихо спросил Левайн.
– Я этого так и не понял, – ухмыльнулся Риццо.
– Пока, ребята, – сказал Левайн.
Он нашел попутную машину, направлявшуюся в Таракань. Когда они отъехали на пару миль от города, водитель сказал:
– Черт, а хорошо все-таки вернуться назад.
– Назад? – не понял Левайн. – Ах да, наверное.
Он уставился на дворники, сметавшие дождевые капли с ветрового стекла, прислушался к дождю, хлеставшему по крыше кабины. И через какое-то время уснул.
К низинам низин {60}
В половине шестого вечера Деннис Флэндж по-прежнему пьянствовал с мусорщиком. Мусорщика звали Рокко Скварчоне, и около девяти утра, едва завершив маршрут, он прибыл прямиком к дому Флэнджа, в рубахе с прилипшей апельсиновой кожурой и зажимая в мощном кулаке, перемазанном кофейной гущей, галлон домашнего мускателя.
60
Рассказ «Low-Lands» впервые опубликован в альманахе New World Writing #16 в марте 1960 г.
– Эй, sfacim! [5] – заревел он из гостиной. – Я принес вино. Выходи.
– Отлично! – заорал в ответ Флэндж и решил, что на работу не пойдет.
Он позвонил в адвокатскую контору Уоспа и Уинсама и наткнулся на чью-то секретаршу.
– Флэндж, – сказал он. – Нет. – (Секретарша принялась возражать.) – Потом, – сказал Флэндж, повесил трубку и уселся рядом с Рокко, намереваясь до конца дня пить мускатель и слушать стереосистему стоимостью 1000 долларов, которую заставила его купить Синди и которой, на памяти Флэнджа, она пользовалась разве что в качестве подставки для блюд с закусками или подносов с коктейлями.
5
Зд.: мудила (ит., диал.).
Синди являлась женой Флэнджа – миссис Флэндж, – и нет нужды говорить, что она не одобряла затею с мускателем. Впрочем, она не одобряла и самого Рокко Скварчоне. Да, собственно говоря, и любого из друзей своего мужа. «Не выпускай этих уродов из игровой комнаты, – могла завопить она, потрясая шейкером для коктейлей. – Ты долбаный член общества защиты животных, вот ты кто. Хотя сомневаюсь, что даже в этом обществе примут тех зверей, которых ты таскаешь домой». Флэнджу следовало бы ответить – хотя он этого никогда не делал – что-нибудь вроде: «Рокко Скварчоне не зверь, он мусорщик, который, помимо прочего, обожает Вивальди». Именно Вивальди – шестой концерт для скрипки с подзаголовком Il Piacere [6] – они и слушали, пока Синди бушевала наверху. У Флэнджа создалось впечатление, что она швыряет вещи. Временами он с интересом представлял себе, какой была бы жизнь без второго этажа, и удивлялся, как это люди умудряются обитать на ранчо или ютиться в одноуровневых квартирках, не впадая в безумную ярость – ну, примерно раз в год. Жилище самого Флэнджа было расположено на скале высоко над проливом. Постройку, смутно напоминавшую английский коттедж, соорудил в 1920-х годах епископальный священник, по совместительству контрабандой возивший спиртное из Канады. Похоже, все жившие тогда на северном берегу Лонг-Айленда были в той или иной степени контрабандистами, поскольку кругом обнаруживались отмели и бухточки, проливчики и перешейки, о которых федералы не имели ни малейшего представления. Священник, должно быть, находил во всем этом своеобразную романтику: дом вырастал из земли, как большой мшистый курган, и цветом напоминал волосатого доисторического зверя. Внутри были кельи, потайные ходы и комнаты со странными углами; а в подвале, куда попадали через игровую комнату, во все стороны расходились бесчисленные туннели, извивавшиеся, как щупальца спрута, и сплошь ведущие в тупики, водоотводы, заброшенные канализационные трубы, а иногда и потайные винные погреба. Деннис и Синди Флэндж жили в этом причудливом замшелом, почти естественном могильнике все семь лет брака, и сейчас Флэндж стал ощущать, что прикреплен к дому некой пуповиной, сплетенной из лишайника, осоки, дрока и утесника обыкновенного; он называл его утробой с видом и в редкие минуты нежности напевал Синди песенку Ноэля Кауарда {61} – отчасти для того, чтобы напомнить о первых месяцах совместной жизни, отчасти просто как любовную песнь дому:
6
«Удовольствие» (ит.).
61
…называл его утробой с видом и… напевал… песенку Ноэля Кауарда… – Ноэль Кауард (1899–1973) – английский драматург, актер, продюсер, композитор и певец, автор песен и музыкальных пьес. Игра слов (womb with a view / room with a view) отсылает к песне Кауарда «Комната с видом» из ревю «This Year of Grace» («Это лето Господне», 1928).