Нераспустившийся цветок
Шрифт:
— А теперь кто в списке непослушных? — хихикаю я.
Его трясущиеся ягодицы резко останавливаются. Затем он поворачивается и смотрит на меня с широко раскрытыми глазами от шока. Я поправляю маску, думая, что это она мешает мне ясно видеть, но это не так. Я ошиблась. Парень… мистер Трясущиеся Булочки — не Оливер.
— Мисс? — парень в черном костюме хлопает меня по плечу.
Я поднимаю глаза.
— Я должен вас попросить воздержаться от подобного взаимодействия с исполнителями. Если вы хотите заплатить за что-то, где можно касаться руками,
Я смотрю на мистера Трясущиеся Булочки. Он усмехается и подмигивает мне.
— Я… эм… хорошо. Простите.
— О боже! — Алекс садится мне на колени, обнимая меня за шею. — Ты шлепнула его! — она закрывает глаза и смеется.
Ночь продолжается в том же духе. Мой мозг заполнен алкоголем и Оливером… небезопасная комбинация, к сожалению граждан Бостона, которые сталкиваются с нашей буйной группой. Мы оставляем наши отпечатки — отпечатки губ — везде на пути: двери, зеркала, столы, кабинки, ди-джеи, стриптизеры, и ничего не подозревающие зрители.
К тому времени, как автобус высаживает последнюю подружку невесты, перед тем как отвезти нас домой, уже пробило три часа утра.
— Самый. Лучший. Девичник! — Алекс наклоняется ко мне, когда автобус подъезжает к нашему дому. Она пытается держать глаза открытыми, когда ее язык заплетается, произнося слова нечленораздельно.
Я целую ее в лоб, оставляя фиолетовый отпечаток рядом с восьмью другими разноцветными губами на ее лице, затем фотографирую ее.
— Я рада, что тебе было весело. Теперь… пора спать.
Мы обе вываливаемся из автобуса, хихикая, и называем это ночью или утром.
Глава 34
Прощение
Оливер
Долбанное похмелье! Мне следовало уже привыкнуть к пульсирующей головной боли и вкусу обезьяньего дерьма во рту.
До своего переезда в Портленд три года назад, последний раз, когда я был так пьян — был мой первый год в колледже. После возвращения в Кембридж, я даже не могу сосчитать, сколько раз чувствовал себя как сейчас.
— Добро пожаловать.
Я пытаюсь продрать глаза. Веки ощущаются как наждачная бумага на зрачках.
— Шторы.
— Неа, они останутся открытыми, дорогой.
— Мам? — я сажусь и тру виски.
Она протягивает мне стакан воды.
— Я должна быть расстроена, что ты пил последние два дня, но если бы ты был при памяти, ты бы, возможно, не рассказал мне, где остановился.
— Ты звонила? — я делаю глоток воды. Блин, мой рот ощущается, как дерьмо.
— Тридцать два раза. В тридцать первый раз ты сказал мне номер своей комнаты. В тридцать второй название отеля с условием, что я, цитирую: «От***усь».
Я кривлюсь.
— Конечно же, в Портленде не один отель «Хилтон», поэтому, после нескольких ошибочных визитов и странных взглядов, когда я стучала в нужный номер не того отеля, я наконец нашла тебя. К счастью, я постучала в
— Почему ты здесь? — я, наконец, смотрю ей в глаза.
— Потому что боюсь, что ты причинишь себе вред, — она складывает руки на коленях.
— Боже, я не склонен к самоубийству, — я качаю головой.
— Это не то, о чем я говорю, — она встает и подходит к кровати, проводя рукой по моим волосам. — Ты потеряешь еще одного человека в своей жизни, которого очень любишь. И это разрушит тебя, после чего ты уже не сможешь оправиться, если ты не поймешь этого вскоре. Я давала тебе три года, чтобы разобраться с этим, а ты так и не сделал этого. Я хотела, чтобы ты вернулся домой к нам, но не чтобы убежал, Оливер. А чтобы двигаться дальше.
— Я не могу… Я не знаю, что делать, — несмотря на то, что она моя мама, я ненавижу эти тупые слезы, застилающие мои глаза, и то, что она видит меня таким.
— Нет, ты знаешь.
— Она убила моего ребенка, — я делаю дрожащий вдох, но больше не могу сдержать его. Всхлип вырывается из меня, и она притягивает меня к себе так, как делала в детстве. Вот как я себя чувствую, как потерянный ребенок.
— Она убила и своего ребенка тоже, так как она больна, Оливер, так больна. Кэролайн не видела Мелани. Ее сознание не позволяло ей видеть что-либо, кроме боли. Она положила конец боли.
— О… боже! От этого так больно, — я всхлипываю от мучительной агонии, разрывающей каждую часть моего тела.
— Я знаю, что это так, дорогой, я знаю… — она качает меня в своих руках, и так много мыслей и эмоций, которые я не позволял себе обдумывать и ощущать, врываются в мое сердце как шаровой таран.
***
Я встретил Кэролайн Сью Уэлч в книжном магазине кампуса. Она работала за прилавком и меня сразу же привлекли ее кудрявые светлые волосы и карие глаза. Я стоял за тремя людьми в очереди, а она продолжала украдкой смотреть на меня, помогая другим покупателям. Она была невинна и кокетлива. А я был молод и возбужден. Когда подошла моя очередь, она дала мне свой адрес и номер телефона, на случай, если у меня будут какие-нибудь вопросы об «Истории моей жизни» Клэренса Дэрроу, книге, которую я приобрел. Неделей позже я позвонил ей и пригласил на ужин. Под «Маргариту» и гуакамоле я выяснил, что она никогда не читала «Историю моей жизни» Клэренса Дэрроу.
У меня миллион прекрасных воспоминаний о Кэролайн. Все любили ее, включая меня. Но она ушла, и я не знаю, куда или что забрало ее у меня. Женщина, находящаяся передо мной — незнакомка в теле моей Кэролайн. Я задаюсь вопросом, когда я ее потерял, или пыталась ли она мне рассказать. Я не видел сигналов? Не слышал ее увядающего голоса?
— Что ты хочешь, Оливер? — ее карие глаза — единственная часть ее тела, которая напоминает мне о том дне в книжном магазине. Ей двадцать семь лет, но ее истощенное тело выглядит на тридцать лет старше.