Неразрезанные страницы
Шрифт:
Он существовал без слов много лет, даже не надеясь вернуться к ним, и вернулся только благодаря ей!
Алекс поднялся с дивана, потер лоб – внутри головы было больно и холодно – и пошел на кухню.
Маня заваривала чай, аккуратно, по одному, опускала в фарфоровый чайник с розочками на боку тоненькие ломкие стебельки, и вид у нее был такой, словно эти стебельки – главное дело ее жизни.
Алекс зашел и стал у нее за спиной.
– Хочешь чаю? Это чабрец, – и она кивнула на стебельки. – Матвею, мужу Марины Леденевой, присылают из Баку. У него там есть друг Ганифа, а
– Я куплю тебе новый компьютер.
– Спасибо.
– Не за что.
Он не умеет утешать! И жалеть не умеет тоже!
– И ты напишешь свой роман, – добавил он очень ненатуральным голосом.
Маня обернулась и посмотрела.
– Ты же все про это знаешь, Алекс, – сказала она и опять улыбнулась. Лучше б не улыбалась! – Я не напишу. Мне не о чем писать.
– А как ты раньше писала?
Она засмеялась – лучше б не смеялась!..
Но она засмеялась и схватилась за щеку, видимо, смеяться ей было больно.
– Ну какая разница, Алекс? Тебя никогда не интересовала моя… писанина и сейчас не интересует! Просто тебе меня жалко. Вот побили меня, вещи переколотили, друг мой в кутузке! Ты не переживай, все обойдется. Тебе не придется со мной возиться. Дай мне стакан, пожалуйста.
Он подал ей хрустальный прадедушкин стакан в серебряном подстаканнике. Красивый такой стакан.
Она налила своей жуткой микстуры и с наслаждением понюхала.
– Я, наверное, к Марине поеду, – тусклым голосом сказала Маня, осторожно отхлебнула из стакана и поморщилась – горячо. – У меня все болит, вот даже чай заварить проблема. Кто со мной будет возиться?.. Викуся взбаламутится ужасно, еще, не дай Бог, у нее с сердцем чего-нибудь сделается, и тогда вообще пиши пропало!..
– Я пытаюсь вызволить твоего друга из кутузки, – вежливо напомнил Алекс.
– Спасибо тебе, – откликнулась Маня.
– Пожалуйста.
– Я сейчас ни на что не способна, а бросить Володьку никак нельзя.
– Понятно.
Теперь внутри головы мелко дрожало, и руки дрожали тоже. Он хотел было и себе достать стакан, но потом передумал, испугавшись, что уронит.
…Она бросает меня?! Уезжает к Марине?! Потому что Марина будет с ней возиться, а я точно не стану?!
…Она не может меня бросить, потому что я первый… освободился. Вот сейчас, в эту самую секунду, я совершенно свободен. Наверное, если я попрощаюсь и уйду, она нисколько не удивится. Должно быть, помашет мне рукой.
…Она ведь уже махала мне рукой однажды!
Матерь Божья. Святые угодники.
И он сделал единственное, на что был способен, – сбежал.
Он потом все обдумает и обсудит сам с собой, если сможет, конечно, а сейчас ему было слишком… страшно.
И он отвернул в сторону, ринулся в чужую жизнь, которая тоже требовала усилий и осмыслений, но не таких чудовищных.
– Мы с твоей Катей сегодня побывали у тетушки Дэна Столетова, – заговорил он совершенно спокойным и отстраненным тоном. – Ее зовут Ольга, и она журналист. Пишет о знаменитостях.
– Я ее знаю, – тоже совершенно спокойно откликнулась Маня Поливанова, – я люблю глянцевые журналы.
– Она рассказала, что Александр Романов…
– Какой? Который царь или который певец?
Алекс улыбнулся.
– Маня, дом по улице Новой принадлежит певцу Александру Романову, это мне рассказал Никоненко. Я поехал туда и нашел следы красной краски на снегу и крови на подоконнике. То есть Балашова убили именно там или привезли уже мертвого.
– А краска при чем?
– Девушка-блондинка, которая отвлекала Берегового, помнишь, когда он споткнулся о нее на дорожке, должно быть, вылила себе на голову красную краску, чтобы было похоже на рану. Краску я нашел и отвез Никоненке на экспертизу.
– Круто, – задумчиво сказала Маня.
– Потом мы поехали к тете Столетова, она покопалась в своих файлах, и выяснилось, что сам Романов ни в чем подозрительном никогда не был замешан, что у него взрослая дочь, тоже блондинка, и…
– Так ты у тети угощался щами и котлетами? – Вопрос был задан совершенно равнодушно.
Алекс быстро взглянул.
Маня сосредоточенно дула в стакан с микстурой, сено для которой заготавливала азербайджанская бабушка Ганифы то ли в октябре, то ли, наоборот, в марте!..
– У нее, – подтвердил Алекс.
Руки у него вдруг перестали трястись, и огромный камень, придавивший сердце, покачался-покачался и откатился немного в сторону.
Камень никуда не делся, конечно, горбился неподалеку, и холодом от него по-прежнему веяло, но все же появилась возможность дышать!..
Если ее хоть немного интересует, кто кормил его обедом, значит, еще не все потеряно?!..
Алекс достал с полки стакан и налил себе немного микстуры тоже.
– Сам Романов, в девичестве Затыкин, в этом доме не проживает. Зато, по слухам, у него связь с Дашей Слободенюк, которая до недавнего времени тоже была блондинкой.
Стекло звякнуло о серебро, и Маня уставилась на Алекса круглыми глазищами.
– С Сережкиной Дашей?!
Он кивнул.
– Нет, постой! Постой, постой! То есть Даша трудилась, так сказать, на два фронта?! Многостаночница?
– Точно неизвестно, но мне показалось, что Ольгиной информации можно доверять. Она на самом деле очень скрупулезный и ответственный журналист.
Маня отмахнулась, поднялась и стала ходить. Алекс следил за ней, стараясь дышать потише.
То, что она отмахнулась и задвигалась так энергично, являлось возвращением прежней Мани, которая была у него когда-то. И он боялся ее спугнуть.
– Но если Даша… Да нет, этого не может быть! Из ревности никто никого не убивает, только у Шекспира или в пьяном угаре, что почти одно и то же!..
Алекс улыбнулся.
– Да нет, чушь, чушь! Романов не мог убить Балашова просто для того, чтобы заполучить Дашу! Так не бывает! – кипятилась она.
– По-разному бывает, Маня. Но я тоже уверен, что Романов ни при чем. Хотя бы потому, что он точно никогда не видел ни Берегового, ни Столетова, а подставляли как раз Столетова.
Маня остановилась и посмотрела ему в лицо.