Нереальная реальность
Шрифт:
– Дон Хуан, подлый обманщик, как мог ты истоптать мою душу?!
– Хуанита! Я с детства любил одну тебя. Я страдал. Я не видел отклика в тебе. И моя черная душа озарилась адским пламенем злобного томления.
– Что сделала я тебе, о, притворщик?
– Я хочу овладеть тобой. Не только телом, но и чувствами. Я хочу, чтобы ты ползала у моих ног.
– Нет, нет, нет!
– Тогда ты никогда не узнаешь судьбу твоего отца.
– Так это ты, коварный, похитил его?
– И не узнаешь, кто была твоя мать.
– Ах, мне незачем жить.
Брык –
Одетый в темное сухощавый, жилистый усатый негодяй лет тридцати зловеще захохотал и подхватил обмякшее тело.
– Я бы скормил тебя собакам, если бы не любил так пламенно, – воскликнул он.
Разговор был на испанском. Взвалив тело на плечо, негодяй пошел в лесную чащу.– Э, брат, куда девушку поволок? – спросил Степан по‑испански.
Тут он не выдержал. Невмешательству есть какие‑то пределы. Память прошлой жизни взыграла. Вспомнил институтскую добровольную народную дружину. Засучил рукава. И приготовился въехать искусителю в ухо так, что тот не встанет. А в ухо Степан бить умел. Ладонь – что лапа медвежья.
– А? – обернулся к нему злодей. – О, Хуанита моя! Я мечтал об этом сладостном миге всю жизнь. И я не дам никому встать на пути к своей темной мечте.
Он вытащил из кармана револьвер и выстрелил. Степан едва успел нырнуть за голый, с неопрятно свисающей корой ствол дерева. Полетели кусочки древесины, выбитые пулей.– Ха‑ха‑ха, – гнусно засмеялся злодей, и скрылся в тропических зарослях.
Лаврушин потер спину – он хорошо врезался ей о корягу, когда очутился в этом мире. Поднялся. Огляделся.
– Это еще что за Муромские леса? – спросил он.
Вокруг был густой лес. Чуть в стороне шла узкая дорога, больше походившая на тропу, но со следами шин.
– Латинская Америка, – предположил Степан, вспоминая широкополую шляпу на злодее Хуане.
– Пошли по дороге. Куда‑нибудь да придем.
И действительно пришли. До городка оказалось не так далеко. Латиноамериканский городишко был занюхан, грязен. В нем были небольшие каменные домишки с покосившимися заборами или ветхие, из соплей и мусора слепленные строения. Рядом плескался океан. У пирса покачивались на волнах рыбацкие лодки. На песке лежали лодки. Поодаль торчали мачты из воды – это были затонувшие лодки. На улицах было немало народу. Люди на самом деле походили на латиноамериканцев – ощущалась дикая смесь испанских, индейских, английских и еще черте каких кровей. На пришельцев почти никто не обращал внимания, жители были слишком заняты улаживанием собственных проблем. Два загорелых рослых парня вцепились друг другу в шею и орали благим матом:– Я думал, ты мой брат.
– А я думал, что ты мой брат.
– Ты обманщик.
– Нет,
На другой улице рядом со свалкой жирный смугляк в черном костюме – в такую жару! – орал на женщину:
– Отдавай деньги. Иначе я отправлю твою семью в долговую яму.
– Но…
– Ты будешь моя.
– Я вскрою себе вены!
– И твои дети пойдут просить милостыню!
Постоялый двор оказался грязным клоповником. Но ничего не оставалось, как снять там комнату. При постоялом дворе был бар – просторный сарай с изрезанной ножами стойкой и исписанной неприличными словами мебелью. За стойкой скучал полноватый, пожилой бармен.
– Сеньоры из города? – осведомился он.
– Из какого города? – вопросом на вопрос ответил Степан.
– Как из какого? Из Ла‑Бананоса.
– Почти.
– Гринго?
– Ни в коем случае, – замахал руками Лаврушин, слышавший, что америкашек в Латинской Америке недолюбливают.
– У вас сильный акцент.
– Мы с юга.
– Ага.
Поболтав еще для приличия чуток о погоде, бармен приступил к любимому занятию – сплетням.
– Хороший у нас городишко. Но кипят страсти. Ох, кипят. Кто бы мог подумать, что нашего священника Маркоса убьют из‑за наследства прямо в церкви?
– Надо же, – покачал головой Лаврушин.
– И кто мог себе представить, что Марианна окажется дочерью Хосе.
По тону бармена не подлежало сомнению, что в любой точке планеты каждый обязан знать, кто такая Марианна и кто такой Маркос.
– Неужели?
– Ага. Но потом выяснилось, что Хосе вовсе не ее отец.
– А кто?
– Он ее старший брат.
– Ого.
– Но потом оказалось, что он вовсе не ее, а Лилианы старший брат. И тогда Хосе с чистой совестью женился на Марианне.
– Ну да.
– И получил наследство, потому что оказалось, он старший сын старого дона Педрильо.
– Ух ты.
– И теперь у них полно песо. И они открыли приют для бездомных деток, которые не знают своих родителей.
– Как мило. А кто такая Хуанита? – спросил Степан.
– О, она отказала жестокому Хуану. А он способен на все, мерзавец.
– Не убьет ее, часом? – забеспокоился Лаврушин.
– Вряд ли. Он все больше пугает.
– М‑да.
– Вот, опять ее повез куда‑то.
В окне было видно, как запыхавшийся Хуан с трудом грузит бесчувственное тело Хуаниты в салон машины. Похоже, из леса он тащил ее на себе.
– Почему никто не вступится? – удивился Степан,
– У нас нет закона. Весь город в руках негодяя Хуана.
– Понятно.
– Сеньоры что будут пить?
– Нет. Поесть. Кофе.
Бармен принес заказ. И включил телевизор.– Новости из Америки, – со скоростью пулемета барабанил диктор. – Санта‑Барбара. По непроверенным, но и не опровергнутым сообщениям мультимиллиардер Сиси Кэпвел решил отдать свое огромное состояние бездомным, а сам намеревается уйти в монастырь кармелиток. Иден Кэпвел подала на развод с Крузом Костильо, обвинив его в противоестественных сексуальных наклонностях…