Нерон. Блеск накануне тьмы
Шрифт:
И вот я стоял и смотрел на Поппею.
Она лежала на боку, лицом к залитому утренним светом окну. Тончайшее покрывало сползло вниз по ее ногам. Солнечные лучи подсвечивали янтарного цвета волосы. О, эти богатые и глубокие оттенки, манящие и сладкие, словно мед!
Поппею ничуть не беспокоили посылаемые Аполлоном лучи. А разве могло быть иначе? Ведь она однажды играла в пантомиме роль Дафны – нимфы, которая предпочла превратиться в лавр, лишь бы не достаться Аполлону.
Уже потом Поппея призналась, что это для нее я – Аполлон, которому она готова с радостью отдаться. Но она просто
– Хватит уже на меня смотреть, – сонно пробормотала Поппея. – Я прекрасно тебя вижу, а ты все еще пожираешь меня глазами, как мечтающий о женщине мальчишка.
Она медленно села и повернулась в мою сторону. Ее волосы золотистыми волнами упали до самой талии.
– Ты любого превратишь в мечтающего о женщине мальчишку… или девчонку. – Я рассмеялся, хотя на самом деле смутился.
И еще в этот момент у меня промелькнула мысль: а люди, чей взгляд я неожиданно для них ловлю на себе, тоже испытывают подобную неловкость?
– Жутко выглядишь, – позевывая, сказала Поппея. – Ты хоть вообще спал?
– Нет. А что, заметно?
– Да. И знаешь, красота требует принести ей в жертву отведенное на сон время. Почему бы тебе не пойти на такой шаг?
– Я к ней не стремлюсь. Красота – это твое поприще, куда мне? Но позволь показать тебе, на что я променял отведенное на сон время.
И прежде чем Поппея успела что-то возразить, я схватил ее за руку и потянул из кровати.
– Подожди, ну что ты делаешь?! – запротестовала Поппея. – Не могу же я вот так отсюда выйти!
– Брось! Мы просто перейдем в соседнюю комнату. Идем же! – И я потянул ее за собой туда, где всю ночь проектировал будущий Рим.
Стражники в коридоре демонстративно отводили глаза в сторону, будто ничего не видят.
– Сюда! – с энтузиазмом воскликнул я.
Теперь, когда комнату заливал естественный солнечный свет, стол с проектом будущего Рима смотрелся куда лучше, чем ночью.
– Я это сделал! Спланировал город!
Я указывал пальцем на каждый деревянный брусок и кубик по отдельности и объяснял, что они означают, называл отмеченные мелом улицы и дороги.
А Поппея просто стояла и, широко открыв глаза, смотрела на эту картину. Может, еще не совсем проснулась?
Наконец она удивленно вскинула брови:
– И ты за одну ночь все это сделал?
– Ну, не совсем. До сегодняшней ночи совещался с моими архитекторами и, что важно, с инженерами.
– Это же, как ты говоришь, заново отстроенный Рим. Ты понимаешь, что твой проект повергнет людей в шок?
– Мнение современников меня не волнует. То, каким увидят Рим люди будущего, – вот что по-настоящему важно.
– К несчастью, мы обречены жить с теми, кто находится рядом с нами здесь и сейчас, – заметила Поппея и, выдержав паузу, улыбнулась. – Но этот проект – просто чудо. А где же дворец? Я его не вижу.
И тут я взмахом руки указал на место, которое в будущем будет называться Золотой дом. Павильон на склоне холма и далее – дворец на берегу озера.
– Вот здесь он и будет.
Поппея прикоснулась рукой к макету и, оценив, заметила:
– Отличное расположение.
– Это еще не все.
Я принялся пояснять, что и как будет построено дальше – озеро, террасы с садами, портики, вестибюль…
Пока говорил, в голову пришла еще одна грандиозная идея.
– А в вестибюле под открытым небом будет воздвигнут колосс… Да! Он будет посвящен Аполлону, ознаменует новую золотую эру и превзойдет Колосса Родосского [44] .
– Насколько? – встревоженно спросила Поппея.
– Настолько, что будет виден отовсюду. На Родосе колосс высотой в сто футов, – стало быть, мой должен быть не меньше ста двадцати. И он будет из позолоченной бронзы. – Тут я рассмеялся. – Но ты не волнуйся, у нас уйма неотложных работ, так что на колосса мы будем тратиться только по их завершении.
44
Колосс Родосский – гигантская статуя древнегреческого бога Солнца – Гелиоса, которая стояла в портовом городе Родосе.
– Считаешь это разумно?
– Ты о колоссе? Я же сказал: им мы займемся в последнюю очередь.
– Нет, сейчас я о твоей идее превратить центр Рима в твои личные земли.
– Но в реальности они не будут моими частными владениями. Все, за исключением павильона, будет открыто для людей. Как то пространство в Антиуме: набережная, сады и театр. Таким образом я верну Рим его гражданам.
– Ну, простым людям, положим, это понравится, но богатым, которых ты отселишь с их участков, вряд ли.
Я уже упоминал о том, что моя супруга была женщиной практичной, и я высоко ценил это ее качество, но в тот момент оно вызывало у меня нечто вроде досады или раздражения.
– Для кого-то большие перемены всегда связаны с потерями, тут уж ничего не поделаешь. Перемены – это одновременно и награда, и наказание, добро и зло, которые изливает на нас из своих чаш Зевс.
– Мне надо одеться. – Поппея плотнее запахнула шелковый халат. – Идем со мной, ты так редко у меня бываешь.
Все правда – в ее покоях мне всегда было душно, как в некой насыщенной теплом женственности оранжерее, и поэтому я старался пореже туда наведываться. Но тем утром у меня еще кружилась голова от испытанного после планировки нового Рима упоения, и я чувствовал себя защищенным от любых сюрпризов. В общем, я согласился пойти с Поппеей.
Ее покои были почти такими же просторными, как мои, а вот прислуга гораздо многочисленнее, – вероятно, для обслуживания императрицы требуется больше людей, чем для обслуживания императора. Или все дело именно в самой императрице?
Поппея не любила утренний свет, и потому ее покои располагались в западной части дворца.
«Я предпочитаю предвечерний свет, – как-то призналась она. – Косые лучи солнца… Ощущение завершенности… Волнение от приближения ночи… Вот что я люблю».
Солнце поднялось уже достаточно высоко, но, сообразно вкусу Поппеи, ее покои все еще были погружены в полумрак.