Нерон. Император Рима
Шрифт:
До конца своих дней Тиберий не мог принять решение о преемнике. Его озадачивал противоречивый характер Калигулы. Временами этот молодой человек казался скромным, почтительным и даже сильно занятым своими обязанностями. Но в другое время бывал груб и несдержан, а его буйная распущенность то и дело сменялась хмурым унынием. Калигула был довольно хорош собой: высокий и стройный, но волосы на его голове были слишком редкими, а на всем теле – слишком густыми, и цвет лица – землистый. Выражение его лица казалось зловещим, и часто нечто безумное проглядывало в немигающем взгляде его глаз под густыми тяжелыми бровями, а уголок его маленького жестокого рта приоткрывался в самом неприятном оскале. И все же в редкие моменты покоя Калигула был, несомненно, красив.
В то время Калигула очень дружил с Иродом Агриппой, племянником того Ирода, на суд которого был отдан наш Господь. Он был лет на двадцать старше Калигулы и, похоже, познакомил юношу не только с пороками Востока, но и восточным взглядом на царскую власть. Эта наука принесла свои плоды позднее, когда Калигула стал получать нездоровое наслаждение от своей деспотической власти. Ирод заставлял его рассказывать, что он будет делать, когда сядет на трон. Но они сознавали опасность подобных бесед – ужасный Тиберий едва ли проявил бы милосердие к любому, кто желал его смерти, – и говорили о таких вещах только шепотом.
Однажды, когда друзья катались на колеснице, Ирод шепнул Калигуле, что теперь наверняка уже недолго осталось ждать смерти старика, и добавил, что избавиться от Гемелла будет несложно. Возница случайно услышал эту фразу и передал ее императору, который немедленно отправил Ирода в тюрьму.
В 37 году все решили, что Тиберий умирает. Ему было почти восемьдесят, он постоянно страдал от приступов сильной слабости и плохого самочувствия. По его же словам, он устал от жизни и его тяготили воспоминания о собственных грехах и жестокостях. Когда прошел слух, что Тиберий скончался, один из друзей Ирода тут же поспешил в тюрьму и шепнул на ухо Ироду на иврите: «Старый лев умер».
Центурион, стоявший на страже, спросил иудейского принца, о чем был разговор, который так его обрадовал. Ирод открыл ему секрет и приказал подать праздничный ужин, пригласив на него всех, кто служил во дворце. Но когда праздник был в самом разгаре, пришло известие, что слух оказался ложным. В тот же миг гости, испуганные до полусмерти, побросали тарелки и блюда и заковали своего ошеломленного хозяина в цепи.
На самом деле Тиберий, хотя и был жив, действительно умирал. Ночью, лежа на смертном одре, он приказал рано утром привести к нему Гемелла и Калигулу, сказав тем, кто его окружал, что он молился небесам, чтобы они дали ему знак, кого из этих двоих он в конце концов должен выбрать своим преемником. Тиберий продолжил, что просил богов, чтобы они обозначили свой выбор, заставив избранника войти в комнату первым. Но он выдал свой замысел наставнику Гемелла, послав ему записку с приказом привести своего воспитанника как можно раньше.
Однако на следующий день Гемелл проспал, и первым в комнату умирающего императора вошел Калигула, в ответ на что Тиберий вздохнул, смирившись с судьбой, повелевшей, чтобы Римская империя была отдана в руки этого угрюмого молодого человека. Когда пришел Гемелл, Тиберий велел Калигуле любить его и заботиться о нем, но в душе наверняка знал, что у юноши нет ни единого шанса.
После того как Гемелл вышел из комнаты, император впал в беспамятство, и те, кто собрался у его ложа, впопыхах бросились к выходу, чтобы поздравить Калигулу, который, услышав долгожданную весть, торопливо прошел в дальний конец спальни. Когда он принимал поздравления честной компании, его хмурое лицо расцвело улыбкой. Все наперебой льстили ему, говоря, как они счастливы иметь императором такого прекрасного молодого человека. В это время предполагаемый труп сел на кровати и попросил принести ему что-нибудь поесть.
На мгновение Калигула потерял дар речи и замер, охваченный разочарованием и злостью. Одновременно он испытал страх, что у Тиберия, видевшего проявление его радости, еще остались силы, чтобы лишить его наследства. Придворные тоже застыли от потрясения и испуга. Отшатнувшись от юноши, они один за другим выскользнули из комнаты.
Калигула в волнении и нетерпении подумал, что наилучшим способом уладить дело будет забрать у умирающего императора кольцо с печатью, чтобы показать, что власть перешла в другие руки независимо от того, жив старик или нет. Он подошел к кровати и попытался стянуть кольцо с узловатого пальца императора. Но Тиберий упрямо сжал руку в кулак и уставился на него полным ненависти взглядом стекленеющих глаз.
Последовала отчаянная безмолвная схватка, но рассказы о том, что случилось дальше, разнятся. Согласно Светонию, Сенека утверждал, что император попытался позвать на помощь слуг и в результате замертво упал с кровати. Тацит и Дион утверждают, что Калигула схватил покрывало, натянул его на голову Тиберия и оставил его задыхаться. Светоний пишет, что Калигула накрыл лицо Тиберия подушкой и держал ее, пока не задушил его.
Все это время в комнате находился один насмерть перепуганный слуга, и первый приказ нового императора был весьма характерным: он велел, чтобы этого человека немедленно схватили и казнили.
В последние годы жизни Тиберия подданные боялись и ненавидели его, и, когда Калигула, которому на тот момент исполнилось двадцать пять, появился на похоронах в качестве главного плакальщика, толпа встретила его овацией, называя всеми возможными ласкательными именами. Тогда он сразу же направился в мавзолей, где покоился пепел его матери и брата Нерона, и, тактично продемонстрировав почтение к Тиберию, виновнику их смерти, отдал дань равного уважения этим двум несчастным, чьи попытки убить его закончились неудачно. Ситуация была довольно неловкой, но Калигула умело справился с ней.
Фактически в первые семь месяцев царствования его поведение можно считать образцовым. Он демонстративно сжег записи суда над его матерью и братьями, утверждая, что не читал имена тех, кто предоставил сведения против них (что было неправдой, поскольку впоследствии он всех их умертвил), произносил вежливые речи, обращаясь к сенату, и заявлял, что находится под его руководством, давал великолепные представления для публики на арене и заслужил большую популярность среди сенаторов, которым впервые официально позволил на этих представлениях сидеть на подушках.
Однако поздней осенью Калигула серьезно заболел какой-то загадочной болезнью, а когда поправился, отбросил всякие попытки изображать доброжелательность и совестливость. Самое мягкое, что можно сказать, – это что с той поры он обезумел. Но в действительности он не был сумасшедшим, и то, что сам часто говорил, будто у него не все в порядке с головой, указывает, что он был достаточно здоров, и нет оснований сомневаться в его психической адекватности. Тем не менее у него бывали нервные срывы и бессонница, а когда ему удавалось заснуть, его мучили ночные кошмары.