Нерозначники
Шрифт:
– - Не по душе мне это...-- вдруг засумничал Мираш, -- неволим как бы...
Ма-Мар вздохнул и оглянулся назад. И непонятно, то ли из-за наивности Мираша печалится, а то ли и впрямь соглашается.
– - Самому муторно. Как колоду всё равно в лес тартаем. А что поделаешь... Так уж Луша наша распорядилась. Сам же сказал, что через деда её у них встреча назначена.
– - Так-то так... Но сами они должны как-то...
Мираш замолчал и задумался, на Илью глядючи. Вот он лежит беспомощный вовсе. Голова запрокинута, руки безвольно плетёшками лежат, а живика его, конечно, в страхе сейчас.
У верш зрение ночное во стократ сильнее человеческого
Настроил Мираш нужное зрение, притушил свет и у Ильи живику смотрит. Сошла она с места и теперь по органам телесным мечется, то тут, то там посверкивая. Разладки в организме ищет и энергией органы питает.
Мало-помалу поуспокоилась всё-таки, медленней кружиться стала. И вот отойдя от сердца, вовсе ярконько засверкала. А на место своё всё равно не идёт. Мирашу это и надо, потому как если живика на своём месте окажется, то Илья тотчас же в себя придёт.
Ну и замечтал Мираш. Вот проснётся Илья... Представилось верше, как всё будет, и уж в намётанное будущее заглянул. Так увлёкся, что многонько ему там доброго и хорошего привиделось. Да и порадовался, видя, как ладненько Илья с Талей живут. Даже и не ведают, кому своим счастьем обязаны... А Елим и вовсе не знает, как за внучку благодарить. Во всём Мираша слушается и угодить старается. Ни у одного лесовина такого помощника нет!
Вдруг Мираш какой-то стук заслышал. Сразу от грёз и очнулся. Оглянулся растерянно и не сразу сообразил, откуда звук-то. Потом всё-таки догадался. Чудной случай вовсе вышел, потому как услышал... биение сердца Ильи. Да так громко!
– - Что за чушь!
– - засмеялся он. И Ма-Мару рассказал о том.
Посмеялись оба, а Мираш всё равно от наваждения не отмахнулся. Для верши уж совсем несуразность. Стал он с Ма-Маром о всяком разговаривать, лишь бы только стук приглушить.
К Елиму путь не близкий, да притом через Нарымские леса. Из города-то спокойно выехали: дороги накатанные, машина и устали не знает. А потом дорога вовсе несообразная пошла. Потужилась машина сколько-то и увязла в снегу.
Оглянулись верши, а вокруг тайга и тихо. Самая ночь.
– - Теперь уж ничего не поделаешь, -- рассудил Ма-Мар.
– - Доставай свою вильховку. На ней теперича поедим.
Приладили вильховку под днище машинное. Качнулась она да и поплыла спокойненько, и никакой дороги ненадобно.
– - Хорошо хоть никто из людей не увидит, -- пошутил Ма-Мар.
– - Испугались бы... А то какой и умом повернётся...
* * *
Из людей и впрямь никто на пути не повстречался -- даром что пустая это опаска, -- а вот среди лесного народца скоренько глазастые объявились. Едва только верши, вильховку понукая, поехали, а их уже сова-ушанья высмотрела строгим глазом. На берёзе она весь день просидела и вот думала, лететь ли ей на охоту либо поспать ещё. Вдруг видит: вовсе чудное явление. Машина человечья по дороге движется, а свету от неё ничуть не бывало, и не тарахтит, не громыхает, как ранешно-то. В прошлые разы встречала, бывало, машины эти, так не знала, как свои чуткие уши оборонить и глаза от слепящего света уберечь. Известно, совы на многие метры услышать могут, даже как у мышек сердечко бьётся, а каково, когда рёв моторный на всю округу несётся?! Тут хошь крылами прикрывай, хошь улепётывай со всей моченьки, а всё равно гул в голове стоит. А сейчас напружила слух на полную мощь, а окромя
Скажу тебе, сова эта на особой славе состоит. В лесу её почти все знают. За глаза в насмешку Опалихой зовут. Кто посмеивается над ней, а кто и уважает, побаивается. А всё после одного случая, что по лету приключился.
В дерево, в дупле которого она дневала, во время грозы молния ударила. Тополь тогда со страшным треском до корня развалился, прямёхонько через дупло раскололся. К счастью, сова успела выскочить, но крылья чуть подпалила, ну и от испугу всё-таки умом пошатилась.
Попервости-то, слышь-ка, обиделась.
– - Что я, -- говорит, -- громоотвод, что ли?
– - а потом возгордилась...
После того почуяла она, что страха в ней нет боле. Днём в кроне деревьев перестала прятаться, а всё на видном месте норовит усесться. Да ещё соберёт вокруг себя ротозеев, птах несмышлёных, и вопрошает напыщенно:
– - Вот что у нас кромешников в лесу не стало?
– - обведёт всех своими большими круглыми глазами, потом ещё раз, с прищуром.
Все молчат, понятно, в суматохе слова ищут.
– - А то и нет, что меня бояться...
– - объявляет разгадку сова.
– - Я только гукну, а оне уже -- бечь. Вот вчерась одного до самой опушки гнала, -- опять оглянет всех пернаток, уловит строгим взглядом, какого эффекту наделала, и дальше привирать возьмётся: -- Он, бедный, голову руками стиснул, уши, вишь, бережёт, и несётся что есть силы от меня. А я ещё лише страху нагоняю, -- и тут сова как гукнет со всей моченьки -- и впрямь ужас дичайший.
Птахи в страхе и дыхнуть бояться, а ушанья только посмеивается:
– - Это я не в полную силу, вас жалко.
Потом помолчит маленько, подождёт, пока уговаривать не начнут, и дальше сказывает:
– - Тут на меня молонью насылали... Избавиться, вишь, от меня хотели. Простота... Куда им со мной совладать! Нет такого средства, чтоб меня побороть!
Пернатки во всё верят и слова поперёк сказать боятся, ну, сова и давай к своему подводить
– - Стара я стала, -- говорит, -- а приемника не вижу. Вот не будет меня -- кто вас защитит? Кто от беды оборонит?
Что тут скажешь? Известно, крахом всё пойдёт. Не спастись без старой совы, тут и говорить нечего.
– - То-то и оно, -- вздохнёт ушанья тяжко и будто сама себе говорит: -- Понятно, беречь меня надо... Одна я такая... За мышами охочусь, силы понапрасну трачу. Плохо последнее время себя чувствую... Ломота в крыльях заела, слух не тот -- хоть плачь, да и зрение уже замутилось... Кормить меня хорошо надо, -- может, и отойду. Вот кабы приносили чего...
После этого ждёт день, два, а никто еду не несёт вовсе, даже сторонятся как будто. Сова потерпит маленько -- а есть-то хочется, -- ну и давай опять птах собирать.
А как гроза случится, сядет на самую макушку дерева, в небо голову задерёт и посмеивается, разговаривая невесть с кем.
– - Ну что, съели?!
– - кричит она в небесы и крылом машет, словно кулаком грозится.
– - Видели, как огнь небесный из пламеносной тучи сошёл? А мне хошь гром, хошь молонья!
Все, конечно, дивуются её смелости, между собой шушукают: мол, и правда Опалиху никаким громом не прошибёшь!
В последнее время ушанья и вовсе на здоровье утлая стала. Да и то сказать, исхудала сильно. А как иначе, если она на охоту почти не летает? За день так клювом нащёлкает да, сидючи, крылами впустую намашется, что ночью и не добудиться до неё.