Нерозначники
Шрифт:
Вдруг Мираш обернулся и на Лему как-то странно посмотрел.
– - Какая у тебя, Кит, большая белка, -- похвалил он.
– - Я еще на новоселье заметил. Вы тогда так быстро ушли, мы даже не поговорили.
Лема то ли зевнула, то ли от удивления пасть раззявила. На мгновение так-то замешкалась полоротая, а потом спохватилась, щёлкнула зубами, фыркнула и обиженно отвернулась.
– - Волчица она, -- тихо сказал Кит и торопливо огладил косматые волосы.
– - А-а, понял, -- заулыбался Мираш и важно опустил ладонь Леме на голову, смял уши, потрепал за острый нос.
Лема и не шелохнулась даже, только глаза чуть скосила и подумала: "Ладно, ладно, я
– - Про волков-то я всё знаю, -- похвастался Мираш.
– - Тоже хочу волчицу себе в помощницы.
Тут и Ма-Мар с докукой подступился, о деле заговорил: мол, вильховка нужна, чтобы человечка до конца спасти... Кит обрадовался, что дело пустяшное, и говорит:
– - Есть у меня вильховка. Для-ради-то как не помочь, -- и вызвался слетать быстренько.
Да вот только Мираш вдруг проголодался, а Ма-Мар захотел на жилишко лесовина глянуть, ну и решили все вместе отправиться. Благо не очень-то далеко.
С Ильёй Лему оставили. Мираш, правда, посомневался малость, стоит ли доверять и надёжа какая? Но Кит заверил истово:
– - Как себе верю! Лучшей помощницы во всём свете нет!
* * *
Известно, с Лемой человеку никакая опасность не грозит. Она и от зверя лесного защитит и сгибнуть понапрасну не даст. Только Кит с вершами ушли, она Илью осмотрела, ухом к груди припала и сердце для верности проверила. Ну и вовсе успокоилась. И только сейчас заметила, какое небо красивое. Млечный путь и всякие созвездия видать. И луна, Ночная Важенка, тут же, посреди неба. С одного бока, правда, обкусанная чуть, но всё равно почти кругластая. В полную силу, стало быть.
Лема поздоровалась с Важенкой, как обычно, приветила радостно. И так ей весело стало, что решила она о луне Илье рассказать.
– - Эх, спишь, человечек, и не видишь, какая наша Важенка красивая. Вы-то, люди, не знаете, а для деревьев и для всех растений луна самая главная покровительница. Она помогает из земли воду поднимать. Ветрам указывает, в какую сторону семена нести, дождям -- где полить. Она за всем зелёным хозяйством смотрит. И нам... ну, этим волкам, помогает.
Силища у неё огромная, об этом все волки знают. Ещё бы, целые моря под землёй держит. Если дожди заартачатся вдруг, всегда у неё подземные запасы есть, чтобы росточки напоить. Она очень-очень мудрая. И пошутить может, так, кое-где... Видел, человечек, наверно: одно деревце прямёхонько в небо уходит, ни кривости в нём, ни вспухлины на стволе, а другое -- скособочилось, и чуть ли не узлом вяжется, либо в бородавках, гладкого места совсем нет. Вот хоть на этот кедр посмотри: крона богатая, сучья толстущие далеко раскинулись. Под ним хоть стадо косуль прячь, от Солнца в жару верная схоронка. А рядом такой же по высоте кедруша... И ствол тоньше куда! И сучья тонюсенькие, так, кое-где по отдельности сиротливо торчат. А ведь рядом растут! С одной и той же земли! Вот это её и есть, Ночной Важенки, надумка. Как она захочет, так растению и к небу тянуться. Солнце за жизнь отвечает, а она форму придаёт. И всё в её хозяйстве очень-очень мудро, разнообразно и с выдумкой.
Илья, конечно, ничего не слышит, а волчица знай себе без удержу рассказывает, рассказывает...
В это время, как и обещалась, ледовитая Стынь пожаловала. Раздвинув небо, спустилась она, клубясь миражной зыбкой. Накинула на звёзды и на Важенку туманистую тюль, и засквозила стужа между стволами. Хрустнул мороз, и пошёл треск по всему лесу.
Лема сразу вокруг Ильи забегала.
– - Ой, человечек!.. Миленький!.. Хорошо вроде одет, хорошо...
Затревожилась всё-таки за Илью, до верного решила от опаски оградить, ну и надумала Ночную Важенку в помощь призвать.
Известно, у волков с луной особая связь есть, а живики, которые в прошлом волками жили, силу у неё испросить могут.
Лема задрала мордаху и на Важенку, немигаючи, смотреть стала -- лунные блики по глазам так и забегали. Вытянула волчица шею и затянула старую, старую волчью песню.
Луна тотчас же через занавесь Стыни пробилась и ярче засветила, и залила полянку своим маревым, холодным светом. У Лемы на загривке шерсть волной пошла, золотистым светом вспыхнула. И волчица еще сильней завыла.
Вдруг тело Ильи вспарило в воздух, поплыло тихо: потянула его Важенка к себе. А Лема смотрит на луну, не отрываясь, -- знает, что нельзя ей глаза отводить. Хочется, конечно, посмотреть, что там с Ильей происходит, а уберёшь взгляд и песню прервёшь, и упадёт человек, разобьётся. Нельзя. Подняла Важенка тело Ильи невысоко над землёй, и вдруг соседние пихтушки задрожали, загалдели и посыпали с мохнатых лап пушистую хвою. Прямо на прогалинку, где раньше Илья лежал. Скоренько так-то стожок и сметали.
У Лемы вдруг в горле запершило, сбиваться с песни стала, а всё же крепится, тянет из последних сил. Уж и слезы из глаз закапали, и вовсе невмоготу.
Важенка Илью на тот стожок положила, он в нём и притоп, как в перине мяконькой. А деревца всё сыплют и сыплют свои зелёненькие пёрышки. Плотненько укрыли Илью всего, укутали, ни морозу пробраться, ни теплу телесному выбраться.
Лема облегчённо вздохнула ну и прокашлялась вдосталь.
То, что луна Илью над землёй подняла, чудного ничего нет. Просто гравитацию луны сфокусировать можно, и тогда она сильней земной силы притяжения будет. Действо это обычное, вот только не все секрет знают.
Словно муравейник огромный на полянке вырос. Пихтушки линялые голые ветки поджали и замерли смирёхонько. На стожок и на Лему поглядывают, и радостно вроде как им. Кедруши только недовольные стоят, длинные иголки топорщат, как ощетинились всё одно. Обошли их, получается, Лема с Важенкой, не стали с них оперенье ощипывать, обделили. Грубыми их иголки посчитали, а что и им хотелось человека спасти, про то не подумали. К тому же у пихтушек теперь весной новые пёрышки вырастут, молодые, мягкие, зелёхонькие, что первая травка. А зимой и без них дни коротать можно. Известно, новая обновка, она всегда тело радует, ради неё и до весны подождать не в тягость. Да и в пургу так-то лучше. Метлуха схватит, бывало, за лапу зелёную и давай снег мести. Туда-сюда мытарит да и отломит -- вот так, за здорово живёшь. А то и Вьюга как возьмётся крутить да и унесёт с собой какую ветушку -- тоже хорошего мало. А если и не умыкнут, то так натреплют и накрутят, что после во всех суставах ломит. Без перышек, само собой, легче, для Метлухи с Вьюгой ветки скользкие, так просто не ухватишься.
Поблагодарила Лема Важенку и вокруг стожка прошлась. Осмотрела со всякой стороны и довольнёхонько зубами клёстнула, огромным своим хвостом покачала. "Ну вот, -- подумала она, -- совсем уж хорошо. Здоровская иглица получилась. Надо было спросить, как человечка зовут. Ладно, потом узнаю". Потом вздохнула и вслух уже сказала, словно винясь и словно желая, чтобы кто-нибудь услышал:
– - Ещё одного и спасу. Виновата я перед людьми, виновата...
– - голову опустила, прижала уши к темени, будто кто ей напоминал, напоминал давнишнее, чёрное из её прошлой житёшки, а она не хотела слышать.