Неруда
Шрифт:
В конце 1959 года «Сто сонетов о любви» вышли отдельным изданием по подписке. Это книга пятидесятилетнего влюбленного, уже умудренного опытом человека, познавшего жизнь, все четыре ее эпохи — утро, полдень, вечер и ночь. Он ждет «любви, как фиалки, коронованной шипами…» [168] . Он говорил о чувстве, которое выдержало безумство страсти и ревности. Все это сгорело в «мучительном пламени». Иной раз в новой книге сверкает обжигающий огонь «Восторженного пращника»: «Твой рот, твой голос, твой каждый волос — я голодаю без них…» [169] . Он называет Матильду «истинной женщиной», «яблочной плотью», «расскаленной луной».
168
Перевод М. Алигер.
169
Перевод
Матильда — это не Соседка. Она искушена в тайнах сердца и в тайнах домашнего уюта. Она одновременно пчела-матка, пчела-королева и — рабочая пчела. Она сажает, варит, шьет, в домашнем царстве ничто не ускользает от ее внимания. «Твой дом шумит, как будто поезд в полдень, / гудят в нем осы и поют кастрюли…» [170] . Такой видится Неруде будничная жизнь, проходящая под плеск воды во дворе и львиное рычание из зоопарка. Иногда «появится Гомер в сандалиях бесшумных» [171] , но это не слепой автор «Илиады», а секретарь Неруды Омеро Арсе.
170
Перевод М. Алигер.
171
Перевод М. Алигер.
Влюбленным всего хватает, даже ударов, которые наносят им извне. Но оба они сильны, стрелы не слишком больно их ранят. До сих пор находятся люди, осуждающие их любовь. И в сонетах нет-нет да и блеснет сталь клинка. Поэт восклицает: «Матильда, где же ты?» [172] Она нужна ему, как нужен дождь истомленной зимней сушью земле Юга. Он вспоминает портрет Диего Риверы: «Он написал тебе две главы, две вершины, / два зажженных огнем и любовью арауканских вулкана; / два золотых лица из светящейся глины / он увенчал торжествующим шлемом пожара, / башней державной. И тайно от всех заплутался / профиль мой в этой пылающей гриве» [173] .
172
Перевод М. Алигер.
173
Перевод М. Алигер.
С наступлением ночи связана мысль о смерти. «Когда умру, прижми к моим глазам / земную свежесть рук твоих любимых…» [174]
129. «Себастьяна» и сапоги
Новоселье в «Себастьяне» на холме Флорида в Вальпараисо получилось очень веселым. Неруда с Матильдой занимали верхние этажи, внизу жили доктор Франсиско Веласко и Мари Мартинер. Дом оказался в высшей степени необычайный. С улицы его не было видно — он притаился позади театра «Маури» (названного по имени сына владельца — Маурисио). Чтобы добраться до дома, приходилось пересекать «тупик-писсуар». В отличие от дома в Исла-Негра здесь не было простора, к новому жилищу Неруды взбирались по лестнице из ракушечника. Поэт начал строить «Себастьяну» в 1958 году. Но «верлибр» здесь не годился, следовало вписываться в заданный размер — постройка была близка к завершению задолго до Неруды. Лет десять дом простоял недостроенный, только глаз поэта мог разглядеть в этом обиталище призраков и летучих мышей именно то, о чем он мечтал, задумав приобрести дом в Вальпараисо. Неруда купил его у наследников испанского коммерсанта и строителя Себастьяна Кольядо, родившегося в Тамарита-де-Литера. Название этого селения напомнило Неруде о Федерико, о его «Диване Тамарита» {143} . Кольядо, составивший себе солидное состояние, был немного мечтателем. Один этаж он намеревался целиком отдать птицам, а на башне, в которой размещался кинозал — редкая по тем временам затея! — бывший владелец задумал устроить площадку для вертолета. Узнав все это, Неруда загорелся: во что бы то ни стало захотел приобрести себе этот дом с привидениями и тем почтить память умершего десять лет назад испанца, поэта в душе, который не написал ни строчки, но зато сумел выбрать для своего дома место, откуда весь Вальпараисо был как на ладони. Уже одно это роднило его с Нерудой.
174
Перевод М. Алигер.
По правде говоря, с точки зрения здравого смысла дом был самым неудобным, самым нелепым строением, какое только можно вообразить. Подниматься на верхний этаж было не легче, чем карабкаться на гору. Комфорта — никакого. Бесконечные перебои с водой. Один легкий подземный толчок — и башня ругнет. Наверно, именно поэтому за десять
Писательница Сара Виаль дружила с дочерью Себастьяна Кольядо, нежной блондинкой кельтского типа. Она рассказала Саре о доме отца, который никак не могла продать; Неруда впервые увидел дом ночью, вместе с «посредницей» он специально проехал по кольцевой автостраде, по авенида Алеман и, поднявшись к дому, разглядел в темноте маяк на мысе Лос-Анхелес возле Пьедра-Фелис, где назначали свидания влюбленные и кончали счеты с жизнью самоубийцы. Неруда сразу решил: он покупает этот дом.
Строительство поэт закончил лишь три года спустя, дом рос в высоту на очень тесном, если сравнивать с Исла-Негра, участке и казался братом — но не близнецом — другого карабкающегося ввысь дома — «Часконы». Наверху разместилась библиотека. Там он поставил свою детскую игрушку — деревянного коня, спасенного из огня при пожаре в Темуко и реставрированного умелыми руками Хулио Эскамеса. На пятом этаже была маленькая спальня. Еще ближе к небу, на террасе, мы несколько раз встречали Новый год, любуясь ярко освещенной бухтой.
Во время землетрясения 1965 года башня и в самом деле рухнула, разбилась также громадная маска грозы морей пирата Моргана, наблюдавшего за порядком в столовой.
Неруде Вальпараисо казался одним из самых сияющих городов мира. В тот вечер, когда он впервые увидел «Себастьяну», он как бы ощутил жизнь порта, «пылающего и шумного, вспененного, распутного». Его очень занимала судьба этого порта, который после открытия Панамского канала пришел в упадок. Если у городов есть история, то у портов историй много. В давние времена все корабли, все фрегаты, прошедшие сквозь бури и ураганы возле мыса Горн, вставали здесь на рейд. Открыватели Магелланова пролива приставали тут на долгожданный отдых.
«На одном корабле прибыл сюда рояль, на другом — Флора Тристан, перуанская бабушка Гогена, на третьем — настоящий, из плоти и крови, Робинзон Крузо, подобранный на острове Хуана Фернандеса».
В книге «Испания в сердце» чувствуется, как завораживают Неруду имена иберийских селений, теперь же он подпадает под обаяние названий холмов Вальпараисо, он как бы пробует их на вкус: Серро-Алегре, Серро-Марипоса, Серро-де-ла-Лоберия, Серро-де-лас-Харсиас, Серро-де-лас-Альфарерас, Серро-де-лос-Пекенес, Серро-де-лос-Черканес, Серро-дель-Арболь-Копадо, Серро-де-ла-Кабритерия, Серро-де-дон-Элиас, Серро-дель-Мембрильо, Серро-дель-Буэй, и наконец, Серро-де-ла-Флорида, где, как он с нежностью вспоминает, «стоит мой дом». Вальпараисо — город лестниц: «Если бы мы прошли по всем лестницам Вальпараисо, мы бы проделали кругосветное путешествие».
Раньше он часто бывал в Вальпараисо, но никогда не жил в нем подолгу. Теперь ему необходимо было как можно быстрее создать свой дружеский круг, свое братство в этом городе. Иначе он не мог. И вскоре — точнее, 3 июня 1961 года — он основал «Клуб сапога», члены которого собирались в ресторане «Алеман», неподалеку от порта, на маленькой площади Аннибала Пинто, где под присмотром вооруженного трезубцем Нептуна бил фонтан. На крестины нового дружеского сообщества Неруда принес огромный керамический сапог и кружки ему под стать. Он привез этот набор из Мексики. Друзья устроились в углу, отделенном от большого зала деревянными перегородками. Члены братства стали называть себя «сосапожниками». Неруда принес книгу записи актов, куда торжественно был внесен список утвержденного директората, состоявшего из Неизвестного солдата, Таинственного пожарника, Одинокого мореплавателя, Пантеры Серро-Алегре и других столь же представительных особ. В веселом собрании участвовали Прекрасная Елена — Элена Гомес де ла Серна, внучатая племянница Рамона Гомеса де ла Серны, — и Лоренцо Великолепный — художник Артуро Лоренсо. Это были молодые испанские республиканцы, из тех, кто отплыл на «Виннипеге» от мола Тромпелу близ Бордо. Будущие собраться по «Сапогу» тогда и познакомились, Неруда же в некотором роде сосватал Прекрасную Елену и Лоренцо Великолепного.
130. Гостеприимный хозяин
Неруда всегда задолго до намеченного празднества, где бы он при этом ни был, подробно его обдумывал и планировал все до мелочей. Мы получали вдохновенные приглашения, которые явно перекликаются с написанной позднее книгой «Венгерская кухня».
«Мы ждем вас к обеду 1 января 1958 года в Исла-Негра. Предполагаемое меню: знаменитейшая суперфасоль. Умиты и антиумиты. Великолепные кочайуйо. Полушария помидоров. Луковый снежок. Затем жареный угорь. Пирожки. Жаркое. Тушеное мясо. Цыпленок по-чилийски. До и после обеда все пьют „спутники“ [175] .
175
Здесь автор употребляет русское слово, транслитерированное латинскими буквами.