Неруда
Шрифт:
94. Pro memoria [122]
1946 год не сулил поэту особых бурь и потрясений. Множество забот, повседневных дел… Январь принес ему награду мексиканского правительства — орден Ацтекского Орла. Затем посыпались одна за другой разные премии и знаки отличия. Но Ацтекский Орел — предмет особой гордости Неруды, полюбившего Мексику на всю жизнь.
Однако мирное начало года оказалось обманчивым. В жизни поэта неожиданно возникла весьма сложная ситуация. Как в одном из произведений Шекспира, смерть сплелась с предательством, с изменой. В загородном доме «Пайдауэ» умер от рака президент республики Хуан Антонио Риос. Его место занял вице-президент Альфредо Дуальде — радикал, богатый помещик, владевший земельными угодьями на юге страны. Он проник в сенат путем беззастенчивого подкупа арендаторов, которых, точно скот, свозил к избирательным
122
Для памяти (лат.).
Это была пора серьезного соперничества между социалистами и коммунистами, усугубленного расколом Народного фронта. Группа во главе с Бернардо Ибаньесом вошла во временный правительственный кабинет Альфредо Дуальде. Они провозгласили политику так называемого «третьего фронта». Бернардо Ибаньес все более откровенно проявлял свою ненависть к профсоюзному движению, хотя, как это ни парадоксально, был генеральным секретарем Конфедерации трудящихся Чили. Ему было невмоготу видеть, что рабочие выбирают своими вожаками коммунистов.
Лаферте и Неруда тем временем ведут активную деятельность в пампе, на Севере, где вспыхнула забастовка рабочих на селитряных рудниках «Умберстоун» и «Мапочо».
Неруда написал обо всем, что увидел, своеобразный «отчет в стихах», нечто близкое по стилю историческим хроникам:
Я с безымянными героями встречался в пампе, что добывают снег живительный и хрупкий — селитру, раскалывая твердую кору планеты. Их руки заскорузлые я пожимал и тем гордился. Они сказали мне: «Ты посмотри, товарищ, брат, как мы живем, здесь, в „Умберстоуне“, в „Мапочо“, в „Рикавентуре“ и в „Паломе“, в „Пан-де-Асукар“ и в „Пьохильо“». Они мне показали, какая жалкая и скудная у них еда, пол земляной, холодный в лачугах тесных. Увидел я и пыль, и зной, и ветхую одежду, и одиночество без края. Дробильщиков увидел я работу. На деревянной рукояти лопат впечатаны глубокие следы их рук. Услышал голос я, он шел из горла узкого, пробитого в земле, как будто бы из чрева ада. А вскоре показался человек оттуда — лица не рассмотреть под маской страшной из пота, крови, пыли. И он сказал: «Брат мой, везде, где будешь, рассказывай о наших муках, рассказывай, как брат родной о брате, живущем здесь, в аду».В этих стихах Пабло Неруда говорит от первого лица: «Я был там… я труд их видел… они мне рассказали…» Да! Он видел все воочию. И выполнил, как подобает парламентарию-коммунисту, наказ рабочих селитряных рудников. Они просили его выступить в их защиту, рассказать подлинную правду о причине их забастовки.
Гражданский долг повелел поэту приехать к бастующим на Север. Он стал их защитой, щитом, глашатаем, поэтом, герольдом, провозвестником. Стал их живой Памятью. Голос Неруды прозвучал на всю страну.
Тихим летним вечером, когда уже меркнул закатный свет, мы стояли в тесной толпе у президентского дворца Ла Монеда, возле конного памятника генералу Бульнесу. Люди пришли на площадь в знак солидарности с забастовщиками рудников Умберстоуна и Мапочо. Быстро темнело… В толпе затянули старинную погребальную песню.
И вдруг ударила пулеметная очередь. Рядом со мной упала молоденькая девушка — Рамона Парра. Я ее хорошо знал. В своем стихотворении «Я их зову» Пабло Неруда скажет о Рамоне — «едва
Наша комиссия по пропаганде постаралась как можно быстрее издать эти стихи с иллюстрациями чилийского художника Хосе Вентурелли. В стихах сказано о кровавых злодеяниях, которые совершают «мастера своего дела», вооруженные до зубов. Они подло расправляются с людьми и так же подло замалчивают эти расправы… «как если бы не умирал никто, / как если б камни падали на землю, вода на воду [123] ».
Неруда требует кары для убийц. Он проводит по земле черту алой кровью мучеников. По одну сторону — народ. По другую — его враги. Поэт требует, чтобы преступников судили на площади, где свершилось убийство. Нельзя допустить, чтобы убийцы стали послами в заморских странах или спокойно сидели у себя дома. Им никогда не смыть следов пролитой крови! Неруда верит, что его стихотворение обернется народной памятью. Забыть своих мертвецов?! Что может быть хуже, постыднее! Правителям на руку наше беспамятство, наша короткая память. Они ловко манипулируют народной памятью…
123
Перевод О. Савича.
В Чили уже при Пиночете обнаружили могилы, где были тайно захоронены крестьяне, убитые в одну из непроглядных ночей. Самое страшное кладбище — карьер заброшенного рудника, где добывался известняк. Когда была раскрыта ужасающая тайна в Лонкене, люди решили высечь на мемориальной доске слова памяти жертвам пиночетовского террора. И эти слова взяты из стихотворения Неруды «Навеки».
И тысячи ночей придут на черных крыльях, но не задержат дня, которого вы ждете, ждем мы — а сколько нас, людей в широком мире! Мы ждем его — последний день страданья, день справедливости, в сражениях добытый. О братья павшие, вы встанете в молчанье и с нами будете в тот необъятный час, когда последний бой закончится победой.95. Странный вальс
В марте поэт дополняет цикл своих выступлений «Путешествием на Север Чили», где он, уроженец чилийского Юга, рассказывает о страждущей земле, которая показалась ему лунным кратером…
Неруда к тому времени уже завоевал прочную славу оратора, чьи слова способны проникнуть в сердца людей. Быть может, поэтому по личной просьбе кандидата на пост президента страны Габриэля Гонсалеса Виделы его назначают руководителем по проведению предвыборной пропаганды. Неруда отдаст этому делу все силы своего поэтического воображения и заплатит за это дорогой ценой…
Поэту надлежало нарисовать как можно более привлекательный образ человека, под чье знамя встали самые различные слои чилийского общества. Для пропаганды Гонсалеса Виделы — этого, по сути, малообразованного человека — используется и печать и радио. Листовки с текстами выступлений Неруды клеили на стенах домов повсюду, от Арики до мыса Последней Надежды. Особую популярность обрело имя Гонсалеса Виделы после того, как появилась песня на слова Пабло Неруды. Он сочинил эту песню по совету своей давней приятельницы из Темуко — известной певицы Бланки Хаусер. Она приехала в Сантьяго к мужу, Армандо Карвахалю, тогдашнему дирижеру Симфонического оркестра Чили. Вместе с ней приехала и ее подруга, тоже певица. Что-то сразу привлекло Неруду в этой женщине. Она как-то удивительно смеялась. Друг Неруды композитор Котапос говорил, что ее смех падает откуда-то сверху, «точно сокол с высокой башни». Неруда слушал, как пела эта женщина «Гимн левых сил», когда ее записывали на пластинку в студии. В музыке не было ничего оригинального. Чуть подправили популярную и прилипчивую мелодию «Ром и кока-кола», которую распевали сестры Эндрю…
Неруда захотел добиться расположения этой певицы с раскатистым, заразительным смехом. И добился. Возник роман. Но поэт в ту пору был занят по горло делами. Женщина, чей смех слетал птицей, исчезла. Вскоре Пабло отправился на Север Чили. А его подруга, чье имя он толком не запомнил, уехала в Мексику. Словом, все кончилось. Еще одно дорожное приключение, не более…
Некоторые утверждают, что дом поэта «Лос Гиндос», который он сам окрестил «Мичоакан», вошел в число трех самых гостеприимных писательских домов Латинской Америки. Два другие — дом Виктории Окампо в Сан-Исидро (Аргентина) и дом Гильермо Валенсии в Попайяне (Колумбия)…