Нерушимый 9
Шрифт:
Думал, Рина отреагирует, как обычно это делают девушки: фонтан радости, поцелуи и объятья. Рина же растерялась и… испугалась? Я мог бы считать ее желания, но не стал. Похолодел от вариантов, что я там услышу. Неужели она не рада?
— В этот моменте мне следует с каменным лицом сказать: «Мне надо подумать?»
Что с ней? Отчего расстроилась? Ей хотелось, чтобы это случилось в более романтичной обстановке? Не похоже такое на Рину.
— Ты меня пугаешь, — качнул головой я.
Девушка виновато отвела взгляд
— Я боюсь.
Захотелось рассмеяться, и сдержался я с трудом. Это что вообще? Она же меня любит! Как там в женских романах? Они поженились, жили счастливо. Кульминация. Кажется, мы ее сливаем.
— Ты не подумай чего! — встрепенулась Рина. — Да, да и еще раз да! Я просто боюсь. Понимаешь… Просто послушай меня, хорошо?
— Ну конечно, — я усадил ее на руки.
— Я ведь влюбилась в тебя, как кошка! И сюда приехала — к тебе! А ты не понял. Ты вообще меня в упор не замечал, и я уже собралась обратно, но Микроб с Клыковым уговорили, сказали, что нужна я им. У тебя ведь Лизка была, принцесса, блин!
Я собрался оправдаться, уже рот открыл, но она приложила палец к моим губам.
— Дослушай. И вот, когда стало так хорошо после этого всего, ты зовешь замуж. И я боюсь, что станет хуже, как у многих! Как ты говоришь — в книгах, а в реальности: они были счастливы долгих десять лет, а потом поженились. Я просто боюсь, что станет хуже!
Вот теперь я рассмеялся, обнял ее, но она вырвалась, похоже, обидевшись.
— И ничего смешного!
— Рина, я не хотел наступить на больное, правда! Хуже не будет, обещаю, это не в моих интересах! Я ж умею считывать желания. Думаешь, мне станет хорошо от того, что плохо тебе?
Вот ведь как. Выходит, у нее это еще болит, а я повел себя, как слон в посудной лавке. Мы обнялись. Странное получилось предложение руки и сердца, даже кольца не припас. Впрочем, у меня будет возможность реабилитироваться. Рина любит небо. Через Тирликаса попытаюсь договориться с пилотом. Частников нет, но, может, будет какой пробный вылет. В самолете и подарю кольцо.
— И с мамой все-таки познакомиться придется, — вздохнула Рина.
— У вас не ладятся отношения? — уточнил я.
— Как раз наоборот. Отличные у нас отношения. Но я у нее одна, и она жутко ревнует. Иногда кажется, она меня родила только для того, чтобы держать при себе. К тому же, хоть и некрасиво так говорить о маме, она манипулятор. Так что не особо ее слушай.
— Спасибо, что предупредила. Идем к Гусаку.
Неудачный день завершился прощанием с Витьком. Он старался держаться и юморил, но на него больно было смотреть. Все желали ему здоровья — уезжал-то он типа на обследование, звали назад, говорили, что без него коллектив будет уже не тот. Особенно страдал Левашов. После того, как получил квартиру, он забрал младших к себе, и Гусак ему помогал — чисто так по приколу играл с детьми. Теперь же на него ляжет двойная нагрузка.
Я наблюдал за Риной, которая с Витьком не особо общалась, но сейчас между ними будто бы установилась незримая связь.
В общем, ощущение было таким, будто всем поскорее хочется разойтись, Витьку — остаться одному и нажраться, дать выход негативу, но никто не решался сделать, что хочется. В итоге первым, сославшись на занятость, ушел Лев Витаутыч, за ним — Круминьш, Жека и Игнат. За ними — остальные. Все чувствовали себя немного виноватыми, потому что понимали: не хочется ему уходить, и такие прощания не устраивают из-за того, что ложатся на обследование. Было ясно: Витек покидает команду навсегда, потому что серьезно болен.
Только до Димидко это не доходило, он успокаивал Гусака, говорил, что все будет хорошо, его вылечат. Мы с Риной вместе с ним поднимались по лестнице со второго этажа на третий.
— Волнует меня Витя. Он как будто что-то серьезное не договаривает. Вот скажи мне честно, у него рак? Уж слишком его штормило в последнее время, я уж подумал, что он употребляет наркотики…
Он замер на лестничной клетке, округлил глаза.
— Или он и правда наркоман и ложится избавляться от зависимости?
— Ни то, ни другое. У него что-то с сосудами и внутричерепным давлением, — уверил его я. — Он просто запаниковал.
— Так а мне что делать? — развел руками Димидко. — Искать кого-то на его место? Или нет?
— Он ясно дал понять, что — искать, — сказал я и продолжил подъем.
На душе было гадостно, и усугублять не хотелось. Я постарался переключить мысли на что-то более приятное, например, на предстоящую игру с не самым сильным соперником, «Пахтакором». Но почему-то от этого тоже было невесело. Пусть и июнь, лето, зелено, но не знойно…
В Ялту бы! Или небольшой поселок под Евпаторией — на золотом песке валяться и смотреть на звезды. Но летом мы всегда играем, не расслабишься, когда это необходимо.
Последняя игра в круге у нас двадцать шестого июня с «Шахтером» дома. Второй круг начинается седьмого июля. Можно расписаться двадцать седьмого и рвануть на юг на самолете дня на четыре. Сан Саныч не будет против. В конце концов, можно назвать это медовым месяцем. Точнее медовыми днями.
Потому, переступив порог, я объявил Дарине:
— Как ты смотришь на то, чтобы в начале июля поехать в маленькое на медовый месяц.
— Мы распишемся в июне? — уточнила она.
— Я так советуюсь и не настаиваю. Просто именно тогда будет большое окно между тренировками.
— Хм… Было бы неплохо. А куда?
— К морю! Место выберешь ты.
— Это, конечно, здорово, — Рина положила руки мне на плечи и обреченно произнесла: — Но придется тебе знакомиться с мамой. Дату выберешь ты.
— Заявление подадим завтра же в обед, — я поцеловал свою будущую жену.