Нерушимый 9
Шрифт:
— Тринадцатого… — обреченно выдохнул Борода.
Он, похоже, верил во все: не только в руны и Перуна, но и тайные знаки, гадалок, шаманов и чертей.
— Если ЦСКА — черти, то да, бояться стоит, — пошутил Микроб, сообразил, что никто не понял и объяснил: — Тринадцатое — чертова дюжина, удачу должно приносить чертям. Они ж не черти, значит, мы в равных условиях.
— А-а-а, ну да, — протянул Борода. — Но все равно риск травмироваться большой.
Круминьш закатил глаза и закусил губу, чтобы не съязвить. А так хотелось, он аж
Прошло полминуты, и Сэм, запрокинув голову, заржал. Сэм длинный, до него доходит, как до жирафа.
А мне предстояло дело более сложное, чем игра с ЦСКА: восьмого, в воскресенье, знакомиться со мной приезжает мама Дарины, Ольга Владимировна.
8 июля 2025. Михайловск
Мысль о том, что у меня будет теща, радовала все меньше и меньше. Обычно девушки нахваливают своих мам, говорят, что они самые лучшие и заботливые, в худшем случае — что ну да, теща, но ничего страшного. Дарина же накрутила меня по максимуму и составила целый акт, как вести себя с мамой.
— Не откровенничать, — повторял я, сидя за рулем и следя за дорогой. — Не вестись на провокации, отвечать на вопросы по возможности неконкретно и о себе рассказывать самый минимум, потому что это все будет переврано и использовано против меня.
— Она не виновата на самом деле, — спокойно говорила Дарина. — У нее проблемы со щитовидкой. А всех таких людей колбасит по жизни, нужно быть очень умным, чтобы понять: это не мир на тебя ополчился, а гормоны бурлят. Так вот, мама так не умеет. Но я обещаю, — Рина сжала мою руку. — Ее в нашей жизни не будет. Не позволю испоганить наши отношения. И ты ее близко не подпускай, как бы она нюни не развешивала.
— Понял, — кивнул я, хоть слышал это много раз.
Что ж там за монстр такой?
— Что бы ты ни сделал, что бы ни сказал, она все переврет и использует против тебя.
— Потому что, несчастная в браке, а после — одинокая женщина, она оберегает свой цветочек, — заключил я, паркуясь возле здания вокзала.
Рина взяла роскошный, чуть ли не в человеческий рост, букет лилий, размотала влажную тряпку, бросила ее под ноги, а букет протянула мне.
— С богом? — улыбнулся я.
Рина встала на цыпочки и поцеловала меня в щеку.
— С богом!
Будущая теща приезжала на экспрессе, мы пришли на десять минут раньше, чтобы не дай бог не опоздать. Я косился на Рину. Она не нервничала, просто больше всего на свете хотела, чтобы у матери был стабильный период. Нет, она не страдала психиатрическим расстройством, просто иногда ее больше штормило, иногда — меньше.
На фотографиях это была всегда улыбающаяся полная круглолицая блондинка с мелкими чертами лица, Рина вообще не была на нее похожей. А еще я пообещал себе не считывать желания тещи, чтобы не возникло желание ее прибить.
— Просто помни, что вечером она уедет, —напомнила Рина.
— Потому что завтра тренировка у меня, — проговорил я, — а ты в шесть утра идешь на параплан.
— Да и негде у нас! Специально кресло-кровать на балкон не взяли.
Мы смолкли, увидев голову экспресса. Донесся гудок. Электричка начала тормозить, остановилась, распахнула дверцы, выпуская пассажиров. Их было немного, и будущую тещу я узнал сразу: маленькая, еще меньше Рины, круглая, похожая на прищурившуюся сову, она тащила увесистую сумку. Мы с Риной бросились наперерез, я забрал сумку, вручил букет, мать и дочь расцеловались, но Ольга Владимировна быстро отстранилась, уставилась на меня снизу вверх, взяла за руки.
— Дай хоть посмотреть на тебя. Какой орел! — Она обернулась к Рине. — Что ж ты так долго его от меня прятала? Отношения были несерьезные? Или ты меня стесняешься?
— Мама, ну что ты такое говоришь, — отчеканила Рина. — Идем в машину.
— В машину? — удивилась теща. — Такой молодой, и уже машина? Сколько тебе?
Я нес ее сумку, Ольга Владимировна семенила следом.
— Двадцать один в июле.
— Я же говорила, у нас разница ровно в десять дней! — начала раздражаться Рина.
— Так ты, выходит, старше?
Кажется, я начинал понимать, от чего предостерегала Рина. Интересно, теща все это говорит, чтобы меня взбесить, или правда не понимает, что треплет ее помело?
Мы подошли к нашей «запельсинке», я открыл багажник, чтобы оставить сумку. Теща обошла машину по кругу, и на ее лице проступило… отчаянье, что ли. Так хотелось прочитать ее желания, но я не стал, открыл заднюю дверцу. Теща покосилась на букет:
— Это же лилии! Они ядовитые!
Рина забрала букет со словами:
— Не менее ядовитые, чем сирень. — И уселась на переднее сиденье, теща разместилась позади, и мы поехали.
Всю дорогу она расспрашивала, что и как у Рины, та отвечала, и я немного расслабился, а зря: вскоре начался допрос, причем хитро-тактичный. Как часто езжу в командировки? Правда ли, что был за границей? Вот тут я взял инициативу в свои руки и рассказывал про английские города, конские цены, негров и арабов, хаггис и кукис. Она заслушалась с открытым ртом и рассказала, как они с Риной ездили в Болгарию, а там все головой мотали из стороны в сторону вместо того, чтобы кивать, а она обижалась и не могла понять, почему им так часто отказывают.
Так мы и приехали, мирно беседуя.
Рина забрала букет, я — сумку, и мы поднялись в лифте на мой третий этаж. В моей крошечной квартирке теща открыла рот.
— Это ты снимаешь? И дорого?
— От завода дали всем членам команды, — объяснил я. — Семейным положены квартиры попросторнее, у кого дети, тем — двушки.
Ольга Владимировна работала шеф-поваром в столовой воинской части, потому поставила сумку на стол и принялась доставать гостинцы: куриную тушку, копченую колбасу двух видов, масло, завернутое в пергаментную бумагу, банку зеленого горошка, три яблока, баночку сахара.