Несбывшаяся весна
Шрифт:
Валентина приготовила шины разных размеров, новые бинты и маленькую веревочку с клинышком. Руку Алиева разбинтовали, оголив синий рубец давно зажившей раны. Валя попыталась разогнуть руку, но та бездействовала. Валентина ловко (Ольга, исподтишка наблюдая, позавидовала – все-таки Евсеева, при всей своей противности, была очень хорошая сестра!) подбинтовала две шины к плечу и предплечью. К концам шин в образовавшийся наружный прямой угол она подвязала веревочку, клинышек продернула в петлю и стала оборотами клинышка понемножечку убавлять образовавшийся наружный угол.
Сергей Сергеевич стоял за спиной Алиева, поглядывая то на него, то на Валентину.
Табурет вылетел из-под Алиева. Тот вскочил и, силясь удержаться, взмахнул обеими руками, как птица крыльями. Больная рука рефлекторно выпрямилась!
Сергей Сергеевич тут же нажал на локоть и кисть Алиева и не дал ему снова согнуть руку, а Валентина мгновенно прибинтовала тугой повязкой руку к обеим шинам, вытянутым по прямой линии.
Ольга так и ахнула.
Вошла Наталья Николаевна и недоуменно уставилась на красного Алиева, стоявшего с прямой рукой:
– Под наркозом, что ли, так быстро управились?
– Обошлось без наркоза, – сдержанно проговорил Сергей Сергеевич.
– Ах ты, батюшки! – понимающе воскликнула Наталья Николаевна и умолкла, только головой покачала.
Какие-то минуты царила тишина, потом Алиев пробормотал:
– Не говорите начмеду. Отправьте на фронт!
Сергей Сергеевич кивнул:
– Идите в палату!
Алиев вышел, склонив голову так, словно теперь у него не разгибалась уже не рука, а шея.
– Лихо! – сказала Наталья Николаевна. – Видимость контрактуры нам закатил, а мы поверили!
– Ай да Сергей Сергеевич! – льстиво пропела Валентина. – Ну и ну! Иглу в яйце видит!
– Одно не бывает без другого, – проговорил Сергей Сергеевич. – Рана – без крови. Воспаление и нагноение – без температуры. Контрактура локтевого сустава – без похолодания и онемения пальцев. Элементарная логика! Я подобных штук навидался за жизнь… я же до фронта служил в одной тюремной больничке. На зоне. Причем публика была сугубо «деловая», то есть уголовная. Ох, насмотрелся мастырок! Мастырка – это симуляция, слово очень старое, его еще знаменитый наш этнограф Сергей Васильевич Максимов описывал в своей книге «Каторга и ссылка» в прошлом веке. Ну и нашим уркам некоторые приемчики по наследству перешли, а кое-какие они сами себе устраивают. Чего только не делали, чтобы попасть в санчасть! Один умелец, помню, организовал себе язвенное кровотечение. Накрошил в парашу хлебного мякиша, разрезал себе палец, накапал на мякиш крови, добавил немного воды и всю эту кашицу слегка размешал веником. Получилась натуральная кровавая рвота! Услышав мои шаги по коридору, сделал вид, что его наизнанку выворачивает, и когда двери камеры открылись, он стоял у параши с кровавой слюной на подбородке, словно его только что вырвало. Ну и я, неопытный лепила, стало быть, увидев кровавую блевотину, приказал ему собираться с вещами «на больничку»…
– Фу, – сказала Валентина, брезгливо поджимая губы. – Бр-р! Какая гадость!
– А как вы догадались, Сергей Сергеевич? – спросила Ольга.
– Ты еще здесь? – повернулась к ней Валентина. – Ну сколько можно возиться, убралась – и топай отсюда.
– А мне элементарная логика помогла, – сказал Сергей Сергеевич, словно не слышал Валентину. – Не может быть у язвенника такого цвета лица и такой счастливой улыбки. Этот, ну, который мне баки вколачивал, был хоть и хитрый, но дурной. Не хватило у
– Вот и Алиеву не свезло, – хохотнула Наталья Николаевна.
– Да уж!
– Сергей Сергеевич, а какие еще случаи мастырок бывают? – спросила Ольга.
Валентина глянула хмуро.
– Да мало ли! – с улыбкой ответил хирург. – Некоторые рубили себе топором пальцы, глотали гвозди, делали ожоги на руках. Если раздобыть сахарной пудры и некоторое время вдыхать ее, создается видимость настоящего туберкулеза. Одна барышня из женского отделения разводила в воде грифель от химического карандаша и капала себе в глаза. Редкое заболевание конъюнктивы! Одна блатная дура умерла, пустив себе мыло в вену. Она хотела температуру поднять, да перестаралась. Вообще самое надежное средство для этого – сделать внутривенный укол рыбьего жира. Сразу подскочит до сорока градусов! А то и выше.
– А я слышала, горчицу нужно пить, – не унималась Ольга.
– Аксакова, ты бы лучше пол подтерла, – зло сказала Валентина.
– Да что ты, Валя, по-моему, все уже чисто, – миролюбиво сказала Наталья Николаевна, и Валентина угрюмо умолкла.
– Горчицу нужно не пить, а есть, – улыбнулся Сергей Сергеевич Ольге. – Намазывать на черный хлеб и… Вкуснотища, хотя для желудка не полезно. Этак можно и язву спроворить, самую натуральную. Но если поставить на затянувшуюся рану горчичник…
– Ой, – воскликнула Валентина, – я совершенно забыла. Мне же этому, как его… в двадцатой палате…
И она захлопала дверцами шкафа с медикаментами.
– А случаев самострела сколько было на моей памяти! – Сергей Сергеевич, ударившись в воспоминания, уже не хотел останавливаться. – В первые месяцы войны это бывало очень часто. Помню, оказался в медсанбате один такой – со сквозным пулевым ранением кисти левой руки. Края раны были темными, а затянувшаяся окружность раны и молодая кожа около нее – синюшными. Я решил, что это рана ожоговая. Но опытный начальник медсанбата такое уже видел и сказал: самострел! Темные края раны – следы высокой температуры, ожог – результат выстрела с близкого расстояния. А вот еще было…
– Сергей Сергеевич, там пришел этот… подполковник из НКВД, – заглянул в процедурную один из врачей. – Просит его к товарищу майору проводить. Можно?
– Я провожу его, – сказал Сергей Сергеевич, выходя.
Ольга вынесла из кабинета ведро, веник, совок, вылила воду в туалет. Постояла в прохладной, пахнущей лизолом кабинке, задумчиво глядя в стену.
Странные мысли лезли в голову. Ольга попыталась их прогнать, но не удалось. Налила в ведро чистой воды, взяла тряпку, швабру и пошла на третий этаж, к двадцатой палате.
Заглянула в дверь. Это была палата для выздоравливающих, которые сами ходили в столовую и бодро сновали по лестницам. Начался обед, в палате было пусто. Что и какую процедуру Валентине нужно было тут сделать? И почему ей? Ведь есть палатная сестра!
– Ну и что ты тут высматриваешь? – раздался злобный Валькин голос. – Или, вернее, кого?
– Тебя, – огрызнулась Ольга.
– Зачем? – насторожилась Валентина.
– Да просто так! Соскучилась!
Она не собиралась ничего объяснять. Надоело все время опускать перед Валентиной глаза. Ее вдруг затрясло от злости.