Несчастный рейс 1313 - Том первый
Шрифт:
– Ну вы вообще...
– прокомментировала Кейко.
– Да какие уж тут оскорбления... лучше бы взяла и надавала мне пинков за глупость и тормознутость. Это ж надо было так проколоться!.. Говорила мне бабушка - не воруй, не воруй яблоки, бисов сын, отольются кошке мышкины слезки! И как я не услышал, что он встал и вышел на терраску?.. Наверное, потому что весу, как в курёнке...
Подкинув висящего на плече мальчишку, который стоически молчал, и лишь крупно вздрагивал время от времени, Иван еще раз вздохнул, потом продолжил:
– Ладно, теперь деваться некуда. Придется взять его с собой, пока не уйдем подальше. Там отпущу, не убивать же невиноватого, в самом деле. Но придется поднажать - ведь пропал парень непонятно куда, наверняка искать станут.
– Мы постараемся не отставать, - сказала Амико.
– Только... я все равно не хочу давать вам пинков.
– Ну, уговаривать не стану, еще за мазохиста сочтете, - Иван прибавил шагу.
Но над верхушками тропических деревьев уже разгорался стремительный южный рассвет, заголосили просыпающиеся дневные птицы и еще через километр русский вдруг резко свернул в сторону, прыгая по камням в русле небольшого ручейка, левого притока разлившейся речки, которой следовала тропинка.
– Вперед, поднажмем напоследок. Сдается мне, в ущелье есть укромные места, чтобы заховаться на день. Еще немного, еще чуть-чуть. Знаю, что ноги сбили и устали, но обещаю награду. Сейчас приготовим пожрать чего-нибудь.
– Мы в порядке, Иван-сан, - тяжело дыша, отозвалась Амико, забывшая старые обиды и державшая за руку откровенно вымотавшуюся Кейко.
– Да вообще, - выдохнула Маэми.
– В таком порядке, что хоть в гроб клади.
Девушки заскользили среди камней, следуя за русским, оступаясь и поплескивая водой.
Они удалились от тропы километра на полтора, и, когда ущелье стало совсем узким и темным, выбрали одну из многочисленных пещер и гротов, которые чернели в известняке. Иван ссадил с плеча пленника, прислонив его к замшелой стенке, устало потянулся и присел перед ним на корточки. Мальчишка, съежившись от страха и прижав к груди связанные тряпкой кисти, следил за ним черными глазами, снова начав дрожать. Он был тощий маленький, и хотя по виду ему можно было дать лет двенадцать, неизвестно, как это сочеталось с детьми тех стран, где росли Иван и девушки. Возможно, маленький бирманец был и постарше. Густые, не очень чистые черные волосы падали ему на глаза, майка и трусы были ветхими, едва не расползаясь под пальцами. Иван провел пальцем по аккуратно заштопанной - явно заботливой материнской рукой - прорехе на животе. Тощие костлявые коленки были в обычных старых мальчишеских синяках, а босые ноги пестрели характерными для простых жителей Юго-Восточной Азии язвочками и нарывами - ходьба босиком по жидкой грязи в сезон дождей и рисовым полям в остальное время не проходила даром.
Иван помолчал немного, потом осторожно похлопал мальчишку по плечу и заговорил по-русски мягко, успокаивающим тоном:
– Слушай сюда, хоть и не понимаешь ни черта. Прости, что связал - так вышло. Не дрожи особо сильно-то. Детей я не ем точно так же, как не трахаю и не забижаю подвернувшихся беззащитных ОЯШек. Да, даже несмотря на то, что они оказались неожиданно симпатичными. Ну, ты меня понимаешь. Бояться не нужно, прогуляешься с нами на пару деньков, потом отпущу. А сейчас сиди тихо и не рыпайся, иначе всем будет плохо. Ферштейн?
Приложив палец к губам, он многозначительно уставился мальчишке в глаза. Тот что-то прерывающимся тоном пробормотал и часто закивал.
– О, понимает. Дивны божии дела.
– Он вас понимает, Иван-сан?
Амико показалась сбоку от большого русского и посмотрела на ребенка. Юная японка с удивлением смотрела на этого мальчонку. Ей казалось удивительным, что люди могут быть вот такими: худыми, грязными и больше похожими на зверят. Но так ли она отличалась от этого мальчика сейчас, после двух дней пути?
Неужели все то, что она воспринимала как должное - чистота, уход, комфорт - так неравномерно встречаются в мире?
– Кто же его поймет? Вон как дрожит, бедняга. Так, вот что...
– Иван вытащил из кобуры на разгрузке кургузый пистолет и вручил Амико.
– Присмотрите за ним минут десять - мне нужно на подходах устроить пару ловушек, чтобы не было нежданчиков. Но если начнет брыкаться - пугайте, а стрелять не стоит. Хорошо? Еще лучше бы, конечно, не пугать, а утешить пацана. Вы же не такие страшные, как я... ну, уж как выйдет.
Девушка чуть неуверенно, но крепко взялась за оружие и кивнула вслед русскому. Она села напротив съежившегося мальчика, всем видом демонстрируя спокойствие и уверенность, лишенные, как она надеялась, враждебности.
Кейко же, избавленная от должности стража, подобралась к ребенку с другой стороны и во все глаза рассматривала мальчугана сквозь очки.
– Вот странный, - заключила она через минуту.
Русский, покопавшись в карманах разгрузки, вытащил американскую гранату - трофейную, из тех, что он отобрал у побежденного главаря игиловцев - и моточек шнура, что-то прикинул, кивнул сам себе, и, тихо ступая по крупным камням, убежал вниз по течению, скрывшись за поворотом ущелья.
Девушки остались наедине с маленьким бирманцем. Тот, проводив глазами громадную фигуру в камуфляже и лохматой накидке, с некоторым облегчением перевел дыхание. Потом опасливо взглянул на вооруженную Амико, и покосился на Кейко.
Потом пошевелил связанными ногами и пробурчал довольно тонким голосом:
– Чено тиния натэ...
– Ну и говор у него, - продолжала разглядывать нового соседа Кейко.
– Собачий какой-то.
– Не надо снобизма, - сказала Амико и покосилась на связанные ноги пленника.
– Кажется, он чего-то хочет.
– С чего ты взяла?
– Судя по тону, он недоволен. Наверное, болят, они ведь связаны.
– Ага, развязать его, что ли, просит?
– сообразила Кейко.
– Фигушки.
Маэми сурово покачала головой.
Видимо, угадав по тону, какой был дан ответ, мальчишка сморщил мордочку и тихо захныкал. Слезы закапали на пыльные побитые коленки.
– А-а-а...
– немедленно отодвинулась от него Кейко.
– Ами-тян, он ревет!
– Я вижу, - сдавленным голосом отозвалась Акеми.