Несчастный рейс 1313 - Том первый
Шрифт:
– Ски...
– успел различить несчастный Иван перед тем, как свершилась самая вероломная атака на матросскую честь. В следующий миг русский ощутил, как его целуют нежные девичьи губы.
Не помогла никакая стойкость - он почувствовал, как краска заливает лицо, начинают гореть щеки и уши. Рука, лежащая на плече Акеми, крупно задрожала, отражая борьбу противоречивых устремлений. Прижать к себе?.. Отстранить?.. Мягкие, теплые губы, нежное дыхание, сводящий с ума аромат...
Усилие, которое ему потребовалось для того, чтобы справиться с неистовым желанием схватить, стиснуть до хруста, прижать к себе это нежное тело, впиться в эти бархатные губы, превосходило всякое воображение.
С трудом оторвавшись от полураскрытых губ Акеми, Иван осторожно подался назад, но разомкнуть кольцо ее рук, не разбудив девушку, было невозможно. Он лишь повернул голову, отчаянно ища помощи.
Совершенно забытый парнишка-бирманец, оказывается, тоже не спал, и его глаз любопытно посверкивал через щель в пальцах прикрывающей лицо ладошки.
Иван погрозил ему пальцем:
– Нет, малец. На фильмы для взрослых тебе еще рановато ходить. Мне... похоже, тоже. И куда эта ехидна Кейко подевалась? Ну, подставила, подруга, доставила проблем... Пусть идет и сама ее греет, я больше не могу - взорвусь, как триста тонн тротила. Виданное ли дело - кидаться с таким пылом на одинокого моряка. Тем более, что я же тут совершенно ни при чем - не могла же она и в самом деле меня видеть во сне. Наверняка ей тот ее парень привиделся... а чужое место нехорошо занимать... хотя и завидно, честно говоря. Ну, ладно, надо и честь знать. Эй, Амико-сан, пора просыпаться. Как самочувствие?
Громкий голос возымел действие, и японка медленно заморгала, вырываясь из объятий бога сна. Первым, что предстало перед ее взором, была мужественная физиономия Ивана в каком-то сантиметре от ее собственного лица. Неожиданно стало очевидным, что русский держит ее в объятиях, прижимая к себе. И тут вспомнилось все.
Матрос мог прекрасно разглядеть, как последовательно и стремительно лицо Амико становится ярко-алым от нахлынувшего румянца, затем только что целовавшие его губы болезненно кривятся. В следующий миг стройное тело яростно забилось в руках мужчины, вырываясь из объятий. Стремительно вскочив, Акеми невольно стукнула Ивана пяткой в живот и бросилась прочь.
Она остановилась в глубине пещеры, где-то у самой стенки, на границе тьмы и света, создаваемого костерком. Оттуда сразу де послышались глухие рыдания.
Иван уселся, утер, наконец, вспотевший лоб и пожаловался мальчишке:
– Вот, так и знал. Вместо спасибо пнули, хорошо, хоть не по яйцам. Как будто это я ее домогался. Нет, я, может, и подомогался бы с удовольствием, если бы по обоюдному согласию... а-а-а, ну, нафиг. Ладно, деваться некуда, пойду утешать. Вот вырастешь, пацан, будешь знать, как сложно с женщинами.
Подняв голову, он громко спросил:
– Акеми-сан, как все же самочувствие? Температура вроде спала, а горло не болит?
Все звуки со стороны убежавшей девушки немедленно прекратились. Амико затихла, скрытая темнотой. Секунд тридцать спустя до Ивана донеслось сдавленное:
– Я... я не знаю.
– Похоже, ты простудилась, пока мы брели по воде. Температура поднялась, так что ты тут была немножко не в себе, бредила и металась. Поэтому лучше раздетой не бегай, а присядь у костра и куртку надень. Хорошо?
Голос Ивана звучал мягко и успокаивающе, так говорят с диким зверьком, чтобы не спугнуть.
– Я... Нет!
– прозвучал неровный дрожащий голос из темноты.
– Нет... не хочу.
– Ну вот, мы с Кейко-тян старались, кормили тебя таблетками, лечили... хм... согревали - неужто зря?
– Иван продолжал говорить сидя, видимо, понимая, что гоняться за напуганной девушкой на грани нервного срыва бессмысленно, а угрожающе нависать над ней - и подавно.
– Слушай, я понимаю, что у нас тут конфуз небольшой вышел, но, ей богу, я же ничего плохого не хотел - просто чтоб ты не замерзла. А с температурой, да в полусне немало народу чудит. Вон, мне приходилось в кубрике одного матроса ловить, а ему черти снились и табуреткой отбивался. Не бери в голову, лучше сядь, согрейся и поешь чего-нибудь.
– Я... не могу...
– снова донеслось до русского.
– Ив-ван-сан, как же это... как же так? Я т-теперь не смогу на вас с-смотреть... Я... меня тошнит.
Он печально развел руками.
– Ну, вот так получилось. Нашей с тобой вины тут нет, а чтоб не тошнило... хочешь, тресни мне прикладом промеж глаз. Говорят, помогает пар стравить. Психоаналитики такого пациентам не предлагают, но средство действенное. На, держи, - он протянул ей прикладом вперед свой бесшумный автомат.
Из темноты на него посмотрели неестественно ясные девичьи глаза. Амико сидела на камнях, обняв себя за плечи, и походила на одну из печальных статуэток Эрнста Барлаха. Ее лицо было полно скорби, подобной той, что бывает у людей на похоронах. На щеках виднелись мокрые разводы, девушка шмыгнула носом и заговорила:
– П-при чем тут вы? Иван-сан, вы же ни при чем... Это все я... я... я...порченная.
– В смысле - я ни при чем? Это, знаешь, обидно даже слушать. Судьба нас свела, ну, как камешки в обвале. Катимся, тремся боками друг об дружку, только искры летят. Я трусь об вас, вы об меня... согласен, двусмысленно звучит. Но, выходит, мы уже не совсем чужие друг другу. Я отвечаю за все, что делаю, в том числе и с вами. Что же до порчи... глупости ты говоришь. За других говорить не стану, но вот я лично был бы горд и счастлив, если бы такая красивая, умная и благородная девушка, как ты, и в самом деле, а не в бреду, меня обнимала. Жаль, что в здравом уме и твердой памяти вы шарахаетесь.
– Ничего вы не понимаете, - всхлипнула заплаканная Амико.
– Ничегошеньки. Вы хороший. Вы меня пальцем не тронули без разрешения. Дело во мне. Я всегда боялась, что мою... мою невинность заберет не тот человек. Я хранила себя, как должно быть. Но это все... все зря. Я ошибалась, Иван-сан. Чего стоит ожидание и постоянная оглядка на саму себя, если кто угодно может запросто отнять у тебя все? Однажды я бросила любимого человека, потому что он потерял лицо. Мне было... так больно. А потом меня просто взяли и использовали. Как вещь, как животное, как... И я не знаю, что я теперь такое. Неужели я, женщина, только на... это и гожусь? Чтобы мной пользовались? Неужели я сама этого хочу? Мне снилось... мне снилось, что тогда, в том доме, где все случилось, был не тот человек, а...
Внезапно девушка прервалась и затравленно посмотрела на свои голые колени.
– Я боюсь думать. Мне страшно, потому что я не понимаю. Иван-сан, что же мне делать?
– Многое я не понимаю, тут уж и к бабке не ходи, - кивнул Иван.
– Но думается мне, что ты все же не права, что так убиваешься. Жизнь такая штука, вываливает на нас всяких гадостей... знаешь, хоть и не я точно могу представить, что чувствует девушка, но мне и самому довелось нахлебаться. Подрался как-то неудачно с численно превосходящим противником, так все кончилось сломанным носом, рукой и парой ребер, да еще и помочились на меня все не по-джентльменски. Обидно было, больно и противно, но куда деваться? Жизнь не кончилась, я пошел, записался на самбо, и порвал им всем потом сраки... пардон за мой французский. Тебе, конечно, пришлось еще хуже, но разве ты в чем-то виновата? Зачем доделывать то, что не сделали те мерзавцы? Жизнь продолжается. Ты вернешься домой и все забудешь.