Несколько дней из жизни следователя (сборник)
Шрифт:
Мне говорили, что прокурор Сазонов «не боевит», что он «не зубаст», неважный, кстати, оратор в плане правовой пропаганды (но ведь правовая пропаганда прокурора — это прежде всего его дела, не так ли?). Он действительно очень сдержан (движения его скупы — приподнимет над столом обе руки и опустит их на стол, вот и весь его жест; то, чего не договорит словами, доскажут глаза: кстати, улыбка его неожиданна и дорого стоит). Да и хватит с нас зубастых (не на зубастых все-таки земля держится, а на праведниках). Он —юрист, в нем сильно чувство справедливости, в том числе социальной, чувство собственного достоинств?., в том числе прокурорского. Он просто сел и написал бумагу, бросив тем вызов всем местным начальникам и дав нам возможность для серьезного разговора. Нет, не о частном случае. О проблеме.
Но ведь
Когда дело тех, кто незаконно принимал на работу судимых в прошлом людей, уже было направлено в суд, следователя прокуратуры В. Д. Болховитина и помпрокурора И. М. Абраменкова (их объяснениями я и пользуюсь) вызвал к себе первый секретарь райкома партии И. М. Даниленко, в кабинете которого в числе других был председатель правления райпо А. С. Пугачев (как выяснило следствие, непосредственный виновник назначения Авдащенко!). «Состоявшийся разговор, — написал прокурору области В. Д. Болховитин (ему около тридцати), — свелся к тому, что нужно уголовное дело из народного суда забрать и направить в товарищеский суд. Я, обращаясь к первому секретарю, сказал: «Иван Михайлович, обижайтесь на меня, не обижайтесь, лично я отзывать дела не буду. Против своей совести не пойду». После этого т. Даниленко И. М. резко сказал, что все свободны».
Мне дорог этот эпизод как знак нормализации — насмерть стали прокуроры, старший, младший, когда речь зашла о законе. Важна ведь не только перестройка правосознания — укрепление чувства личного и должностного достоинства юриста.
К этому времени вернулся из отпуска прокурор района Кулик. Едва успели ему обо всем доложить — звонок от первого: «Можно чем-нибудь помочь?» «Нет, — ответил Кулик, — нельзя». Промолчать он не мог и тоже сообщил о случившемся в областную прокуратуру. Тогда его вызвали в райком (как смел вынести сор из избы!). По окончании «проработки» (славное все же словцо!) председатель райпо Пугачев, человек ответственный за нарушения закона, не скрывая удовольствия, подошел к прокурору и стал его утешать добродушно и покровительственно: не расстраивайся, все обойдется. Поучительная картинка?
Мы с Владимиром Михайловичем на «газике» сперва по асфальту, потом по разбитым колеям, а потом для простоты и прямо по полю, по стерне добрались до той фермы, до того самого сарая, где произошел падеж. Сазонов приезжал тогда в эти места, а сейчас стоит, смотрит на сарай, который пуст, на новую овчарню. Может быть, не вмешайся прокурор, не предъяви иск, мирился бы и до сих пор совхоз со своими бедами? Может быть, в том, что построена эта новая овчарня, заготовлены корма, возросло тонкорунное поголовье, есть доля труда и прокурорского надзора? Стоит он, смотрит задумчиво (и по своему обыкновению молча). В конце концов та косорукость, от которой валятся крыши и дохнут овцы, те, ставшие привычными унизительные уловки и плутни, — все это имеет еще один результат, может быть, самый для нас убыточный: люди, пусть бессознательно, перестают себя уважать. Не только наводить в обществе порядок, но и повышать в нем уровень самоуважения,— разве это не заслуга?
— Вы думаете, что первый секретарь райкома партии у нас тиран и деспот? — говорит мне Сазонов. — Да ничего подобного, он хороший, открытый человек, работящий. Честно говоря, не хочется, чтобы на него пал еще один удар.
В самом деле, Владимира Георгиевича Радькова уж никак не назовешь человеком старых традиций (и менее всего «участником сопротивления», как говорят сейчас о затаившихся противниках перестройки), напротив, он энергичный работник этой самой перестройки, только ему очень трудно приходится — достаточно сказать, что в его районе большинство жителей — люди пенсионного возраста, уехала из села молодежь, оставив стариков, и смертность
— Теперь я понимаю, — говорит Владимир Георгиевич, — не надо было мне вести разговор при других. Но почему прокурор прежде не пришел ко мне, я бы прямо ему сказал: надо учитывать личность...
В словах Владимира Георгиевича разом две ошибки. Во-первых, он явно не отличает уголовное дело (когда прокурор, если речь идет о члене партии, обязан поставить в известность райком) от гражданского (когда прокурор делать этого не обязан); во-вторых, полагает, будто «личность руководителя» важнее, чем доказанность его вины.
Если бы Владимир Георгиевич Радьков принадлежал к уходящему поколению, которому не всегда понятен смысл социально-экономических преобразований, а принять в них участие уже психологически невозможно, тогда мы сразу бы поняли причину его столкновения с прокурором, но они однолетки, оба достойные люди, оба любят свой район, болеют его болями и работают на его благо и эта их схожесть только обостряет нашу проблему. Она правовая: прокурор знает и укрепляет закон, а секретарь имеет о законе, как мы убедились, к сожалению, самое смутное представление. Молодой энергичный современный руководитель не знает законов своей страны—мыслимое ли это дело? Но в том-то и суть, что он прошел школу своих предшественников, видел, как прокурора посылали на посевную, делали ответственным за удои и яйценоскость (Брянский обком КПСС, кстати, теперь решительно запретил использовать сотрудников правоохранительных органов не по прямому их назначению). Молодой секретарь по природе своей совсем не агрессивен и не деспотичен, он искренне считал, что в силу самой своей должности имеет право (и, может быть, даже обязан) вмешиваться в практические дела прокурора и судей.
Но если он, человек по натуре не агрессивный, счел теперь возможным вмешаться в дела прокуратуры и суда, что же делают в таком случае агрессивные — тот самый «большой хозяин», властный, деспотичный, из тех, что вцепился в прежние порядки, а новых решительно не признает? Мы этого не знаем, потому что далеко не каждый из работников правоохранительных органов на местах решится громко протестовать, как протестовали Сазонов или Кулик со своими сотрудниками. Да и не всякий прокурор области, не всякий секретарь обкома так защитит правоохранительные органы, как их защитили прокурор области Н. В. Викулин, первый секретарь Брянского обкома А. Ф. Войстроченко. Областная газета «Брянский рабочий» поместила статьи прокурора области и старшего помощника прокурора области М. Д. Гусева, где эти попытки вмешательства были решительно осуждены. По указанию первого секретаря были собраны секретари райкома, перед ними с разъяснением правовых основ, в частности сути и значения Закона о прокуратуре СССР, выступил областной прокурор. В программы школ партийно-хозяйственного актива включены занятия по вопросам права — словом, началась активная ликвидация правовой неграмотности, недопустимой и невозможной для партийных, советских, хозяйственных и административных руководителей любого масштаба и ранга. Обком партии принял решение, где говорится, что в Почепском районе «уровень партийного руководства деятельностью правоохранительных органов не соответствует требованиям дня... первый секретарь райкома КПСС т. Радьков В. Г. заслуживает строгого партийного взыскания, но учитывая, что в этой должности он работает непродолжительное время, ему строго указано...»
Почепский и навлинский инциденты тревожны тем, что не единичны, об этом хорошо знают в Прокуратуре СССР. «Деятельность прокуратуры, как и других правоохранительных органов, — пишет в «Коммунисте» А. М. Рекунков, — осуществляется под неослабным контролем партии, Верховного Совета СССР, внимание, поддержку и помощь которых мы ощущаем постоянно. Однако решения об ответственности конкретных лиц принимаются только на основании закона (выделено мной. — О. Ч.), и всю полноту ответственности за строжайшее соблюдение законности несут правоохранительные органы».