Несколько дней из жизни следователя (сборник)
Шрифт:
Дочери Сапогова Гале, 12 лет, была представлена возможность собственноручно изложить свои показания. «Про отца своего Сапогова, — начала протокол Галя, — ничего хорошего сказать не могу». Скромного словарного запаса девочки оказалось достаточно, чтобы дать почти исчерпывающую характеристику Сапогову. Выпить и поизмываться над женой — вот, пожалуй, и весь его интерес. Мотивационная сфера, цели, побуждения, установки, ценностные ориентации и другие психологические параметры имели у Сапогова только эту направленность. Сапогов был прост, если не сказать примитивен. Психолог-любитель Петрушин испытывал разочарование. Ему очень бы не хотелось иметь дело с таким человеком, даже если это дело уголовное. Петрушин любил активно функционирующую личность, а здесь активно функционировал только организм. Но субъектов преступления не выбирают.
Итак, Сапогов. Что имеется «за» и что «против»? «За»: пьянство, дерзкий нрав,
Вдруг Петрушина как обожгло. Он в спешке собрал бумаги со стола и вышел на улицу. Двадцать минут шагал широким шагом до Среднего Каретного переулка. Здесь, у дома Ведниковой, он остановился, развернулся и направился, отсчитывая время и расстояние, к Оружейному переулку. Дом Веры Ведниковой и ее сожителя Сапогова находился от Среднего Каретного на расстоянии не более одного километра.
Итак: пол мужской, возраст 38 лет, знакомый по месту жительства, пьянство, антиобщественное поведение, судимость за хулиганство, живет в пределах одного километра от места происшествия. Полный типовой набор! Петрушин даже вспотел от волнения: ничего подобного не ожидал. К составленным кем-то схемам он всегда относился со здоровым скепсисом, предпочитая больше полагаться на то, что наработал сам. Жизнь по схемам не разложишь, она отчаянно сопротивляется всяким заранее установленным регламентам, все время норовит выскочить за пределы, которые мы так разумно определяем для нее. А здесь, поди ж ты! Впечатлительный Петрушин срочно отправил на проверку дактилоскопические пленки с отпечатками, изъятыми с места происшествия.
Машинограммы телефонной станции Запорожья показали, что Черемных звонил Ведниковой довольно часто, едва ли не каждую неделю. Последний звонок был вечером 4 июля.
«Сообщаем, что на авиалинии Запорожье — Москва курсируют два рейса: № 15-69 ежедневно (пассажирский), вылет из Запорожья в 7 часов 15 минут, и № 16-11 по понедельникам (грузо-пассажирский), вылет из Запорожья в 15 часов. Время в пути 1 час 35 минут».
«Докладываю, что в авиационной кассе Запорожья зарегистрирована продажа билета на 5 июля, рейс № 15-69 на имя Черемных С. А. В кассе аэропорта «Быково» (Москва) зарегистрирована продажа билета на имя Черемных на 6 июля — пассажирский на Запорожье, вылет по расписанию в 16 часов 35 минут».
К встрече с Сергеем Андреевичем Черемных, заместителем директора Дворца культуры «Днипро», надо было подготовиться. В Запорожье вылетел капитан Красин. Вскоре Петрушин получил телефонограмму: возраст 44 года, брюнет, среднего роста и телосложения, вторая группа крови, не судим.
Не судим — значит, отпечатки пальцев пока не используешь. Остается расческа и два волоса, ожидающие своего часа в упакованном и опечатанном виде.
Петрушин, как всегда, попросил биологов провести экспертизу срочно, очень срочно, но натолкнулся на холодное «в порядке общей очереди». Делать нечего, надо ехать самому. Начальник биологов долго рассказывал о своих проблемах, о нехватке помещений, кадров, реактивов, возмущался настырностью следователей и так далее. Но Петрушин просил весьма слезно, врал о каких-то крупных неприятностях, которые ждут его лично в связи с этим проклятым делом, говорил, что биологическая экспертиза— последний шанс и что-то еще. Разрешение было, естественно, получено.
Обнаруженные на расческе пото-жировые выделения соответствовали второй группе крови. Представленные два волоса относились к этой же группе и принадлежали мужчине-брюнету. Рассчитывать на двойную хромосому в генетическом коде, которая выведет его на дебила, Петрушин не стал и удовлетворился сделанным.
Собственно, расческа имела весьма ограниченное доказательственное значение. Что доказывать? Что Черемных был в этом доме? Так это и без того ясно. Ну был, ну забыл расческу и два волоса, только это было давно, а вовсе и не 5 июля. С тех пор он, возможно, успел раскаяться в легкомысленном не по возрасту поведении и уже не теряет больше остатки своей шевелюры по запретным квартирам. А новая расческа, приобретенная взамен утраченной, может быть, стала тайным символом семейной верности. И все же Петрушину нужна была биологическая экспертиза. Во-первых, запас карман не тянет и лишняя улика никогда не повредит. А во-вторых, заключение экспертизы как объективный, научно обоснованный документ — это хороший психологический козырь при допросе. Этот вид доказательства мало кто решается отвергать просто так, за здорово живешь — мол, вранье все это и знать ничего не знаю.
Вернувшийся из Запорожья Красин положил на стол Петрушина протокол допроса.
— Ты уж извини, допросил без твоего разрешения. Гражданка Бельдейко Серафима Юрьевна, буфетчица кафе «Ветерок». Женщина, между прочим, роковая, каких мало. У твоего Запорожца недурный вкус.
Петрушин всегда ревниво следил за тем, чтобы в его следственные дела никто не встревал без особого на то указания.
— Послушай, Красин, ты меня нисколько не обременишь, если переложишь допросы на мои плечи. У тебя, я знаю, какая-то своя работа имеется.
— Это особый случай. Я нашел Бельдейко, и я должен был снять с нее эти, как их, показания. Ты вроде любишь характеристики, это мой маленький презент.
Петрушин взял протокол.
«С Черемных Сергеем Андреевичем я познакомилась в феврале 1977 года. Раньше несколько раз встречала его у себя в кафе, каждый раз он говорил, что ему меня приятно видеть и, если понадобится что-то, например билеты на концерт, я могу обратиться в любое время. В феврале во Дворце культуры, где работает Черемных, был концерт ансамбля «Желтые ромашки». Билеты оказалось достать очень трудно, и я обратилась к Черемныху, попросила два билета. Меня тогда удивил его разговор: он сказал, что сегодня ревновать не будет, но впредь ему бы хотелось, чтобы я заказывала только один билет. На концерт я пришла одна, так как подруга внезапно заболела. Он подсел ко мне, а после концерта сказал, что проводить не сможет, очень занят, но постарается встретить меня с работы. На следующий день он встретил меня в 7 часов вечера, проводил домой. Дома рассказал о своем детстве, о семье, о том, что с женой у него неурядицы. Потом сказал, что я ему давно нравлюсь и он хочет, чтобы я была с ним. Своим поведением, своими такими разговорами он очень расположил меня к себе. Я подумала: какой человек, сколько испытал в жизни и смог остаться таким порядочным! Каждый день он встречал меня с работы, провожал, говорил о своих чувствах ко мне. На 8 Марта он подарил мне маленькую сумочку. Больше никогда никаких подарков не делал. Встречались почти каждый день. Он говорил, что очень любит меня, что с женой уже давно не живет, что она за всю свою жизнь не прочитала ни одной книжки и что вообще они с женой разные люди. Говорил, что дочь Катя — очень больной человек, что она его любит и уход из семьи станет для нее трагедией. Но пообещал, что летом все же разведется, женится на мне и мы уедем в другой город: или Омск, или еще куда-нибудь. Он даже собирался занять у брата деньги на переезд. В апреле он сказал, что хочет поехать со мной в отпуск. Я сначала не соглашалась, говорила, что мне надо отдохнуть одной, но он настаивал, твердил об этом каждый день. По его настоянию и инициативе я взяла путевки на теплоход «Абхазия», и в конце мая мы с ним отправились в круиз. Проплавали десять дней, а потом сняли в Ялте комнату. Вернулись в Запорожье 22 июня. До 26 июня побыли с ним у меня на даче. На ваш вопрос отвечаю, что о своих знакомых в Москве он мне ничего не рассказывал. 4 июля я позвонила ему на работу и сказала, что у меня неприятности и что мне надо срочно с ним встретиться. Он ответил, что собирается в командировку в Москву. 7 июля он позвонил, сказал, что командировку отменили, и вечером мы с ним встретились. По существу заданных вопросов больше пояснить ничего не могу».
Петрушин побарабанил пальцем по столу.
— Значит, теперь надо полагать, что с обыском у Черемных
ничего не выйдет, она все ему рассказала...
— Нет, не должна, — успокоил Красин. — Они на днях кошмарно поругались, обсуждая судьбу их будущей крошки. Я не стал лезть в детали — дело, сам понимаешь, семейное, — но гражданка Бельдейко сказала, что видеть этого обманщика больше не желает. Похоже, что Черемных это вполне устроило. Протокол допроса Бельдейко я постарался составить в нейтральных тонах, чтобы не создалось впечатление предвзятости, но свидетельница вела себя очень возбужденно. Я даже предлагал ей воды.
— Не спросил, в каком состоянии был Черемных 7 июля, в понедельник, когда вернулся из Москвы? — поинтересовался Петрушин.
— Эх, Петрушин, какое там состояние! Она сама была в таком состоянии, что могла говорить исключительно об этом самом состоянии. Ты понимаешь, что такое двое детей от первого брака и еще один от поздней, зато светлой любви?
— Фотокарточки в Запорожье раздал?
— Занимаемся, — уклончиво ответил Красин. Он не любил посвящать следователя в детали. Свою работу обволакивал всегда туманом, время от времени делал многозначительные намеки, из которых явствовало, что все «на мази» и вот-вот произойдет что-то такое, от чего сердце Петрушина сначала сладко заноет, а потом сильно-сильно заколотится от восторга. Но в данном случае миновало уже полтора месяца, а обещанное состояние не приходило.