Несколько дней в осенней тундре [СИ]
Шрифт:
Родной город встретил меня теплом запоздавшего бабьего лета. Всегда, возвращаясь домой осенью, после холода, снега, двенадцатичасового рабочего дня и походных условий быта, я чувствовала себя так, словно с фронта вернулась. Состояние оглушенности после смены часового пояса, климатической зоны, звуки большого города, от которых успеваешь слегка отвыкнуть…
Зверский бронхит, который я подхватила, после марш-броска в аэропорт, постепенно сдавал свои позиции, грудь еще болела, но кашель стихал, и температура постепенно спадала. Я начала выходить из дома. Не верилось, что можно ходить по улице в легких туфлях, в
В один из таких дней, я сидела на балконе своей квартиры в кресле-качалке, грелась на солнышке, наслаждаясь особенной осенней тишиной, чашкой кофе и белоснежными перистыми облаками застывшими в вышине. Все шло к тому, что это был один из последних теплых дней, перед надвигающейся и на эти края зимой. От этого еще острее было наслаждение теплом, мягким солнечным светом и покоем. На соседний балкон, расположенный достаточно близко, что бы можно было переговариваться не напрягая голоса, вышла собственной персоной Галина в фартуке с половником в руках.
— Привет. Кашеваришь? — обратилась я к ней.
— Привет. Да, сейчас моя половина придет на обед. Заходи, кстати, к нам, я такой борщечок сварила…
— Спасибо, я уже поела.
— Знаю я твою еду. Сидишь, небось, на одном катыке с рогаликами. Заходи.
— А ты чего не на работе? — сменила я тему.
— Сегодня какая-то спартакиада. Занятий нет, все бегают.
Мы замолчали. Я сняла тапочки и задрала босые ноги на перила, подставляя ступни солнцу.
— Ого, какая женщина, — разглядела кого-то во дворе Галина.
Я развела пальцы ног веером и в блаженстве прикрыла глаза.
— Вах! Пачэму она там, пачэму я здэсь! — не унималась Галина.
Я скосила глаза и увидела сквозь ветви деревьев силуэт женщины, отвела взгляд, прикрыла глаза и вдруг почувствовала, что сердце ударило в груди, как таран по крепостным воротам. Я рывком сбросила ноги с перил и встала. Вдоль дома, останавливаясь возле каждого подъезда и внимательно вглядываясь, по-видимому, в таблички с номерами квартир, шла Заславская. На ней был элегантный костюм, из серо-голубой переливающейся ткани, узкая мини-юбка открывала стройные ноги в изящных лодочках на высоком каблуке, маленькая сумочка на тонком ремешке, через руку перекинут плащ. Выглядела, как топ-модель на подиуме. Она вошла почему-то в соседний подъезд, вскоре вышла оттуда и прошла к нашему подъезду. Опять вчиталась в список квартир и зашла.
— Да-а-а… — протянула Галина.
— Вот скажу Светлане, про то, как ты на девушек заглядываешься, — усмехнулась я и
Вскоре мы услышали тихий звонок в дверь. Галина тревожно прислушалась, глянула на меня:
— Это у тебя?
Я молча пожала плечами и отхлебнула остывший кофе из кружки.
— Неужели ко мне?
Галина исчезла в недрах квартиры. Звонки прервались и возобновились после небольшой паузы. Меня охватила злость, сколько можно трезвонить. Возбужденная Галина появилась на балконе.
— Слушай, подруга, это же тебе звонят! Та самая дамочка!
Я промолчала. Отставив кружку на подоконник, я облокотилась на перила и смотрела, как воробей, что сидел на ветке клена, чистил перья, чистил клюв, а потом решил еще и почесаться. В дверь еще несколько раз позвонили. Галина не сводила с меня глаз. Воробей чесался, как пошлая бродячая собака, смешно задрав лапку, склонив голову набок, вытянув тощую шейку. Мне надо было, наверное, уйти в комнату, но я не могла сдвинуться с места. Колени были словно ватные, я боялась выпустить перила.
Заславская вышла из подъезда и медленно пошла прочь. Потом оглянулась, подняла голову и посмотрела на дом. Мы встретились глазами. Какое-то время я могла выдержать ее взгляд, наконец, это стало невыносимым, я повернулась и ушла в комнату. Сил хватило на несколько шагов. Колени подломились, я рухнула на пол и замерла, прижавшись щекой к нагретому солнцем паркету. В голове вспыхнула сцена из, казалось, забытого напрочь загула. Довольная, красная рожа, пыхтящая прямо в лицо. Несколько спазматических движений, теплая жидкость, разливающаяся внутри, отвратительное ощущение вялого члена между ног, и липкий поцелуй, жующий губы.
— Ну вот, а выёживалась, я уж подумал — целка.
Фужер, с вонючей водкой, налитой всклень. Жидкость плещется, стекает по пальцам и течет дорожкой до локтя голой руки.
— Ну, Жжженечка, давай… За любовь!..
Я захлебнулась в немом крике, заткнув для верности рот кулаком.
Через месяц, я сидела в вагончике Папы. Сидела как гостья. Контора решила экономить на авиаперевозках и уволила всех иногородних вахтовиков, набрав новую вахту из местных кадров. Я подписывала обходной лист, сдавала спецовки, каски, столы, стулья и прочую ерунду, записанную на меня. Карты, висевшие на стенах теперь уже не моего вагончика, я скатала в рулон, и занесла Папе.
— Пусть у тебя будут, не нужны — выкинешь.
— Как ты? Работу нашла?
— Есть несколько вариантов — преподавать зовут, родители в аспирантуру предлагают поступать, говорят материально поддержат, знакомый на Ямал заманивает…Распахнулась дверь в помещение шумной толпой, сосредоточенно матерясь об интервале перфорации колонны, вошли люди, обступили стол начальника. Ни одного знакомого лица. Я посмотрела на Папу как с другого берега.
— Ну, мне пора, а то машина уйдет. — прорвалась я к нему в паузах между матами.
— Сиди, к нам вертолетчики должны сегодня заглянуть, с ними улетишь.
Когда толпа схлынула, Папа закурил и какое-то время молча, исподлобья рассматривая меня. Я решила выдержать паузу.
— Я тут справки навел… Этот парень… Ну, тогда, на дороге… Короче, это ее двоюродный брат.
Это было очень больно, как кулаком в поддых. Я старалась изо всех сил сохранить лицо и держала паузу.
— Ты не хочешь знать где она сейчас?
Я перевела взгляд со стены, с карты нового разбуриваемого месторождения, на Папу. Он, прищурившись, изучал меня сквозь дым, усмехался.